Анализ баллад Жуковского В. А. «Светлана» и «Людмила»
Жуковский утвердил жанр баллады в русской поэзии. Он познакомил читателей с самыми выдающимися образцами этого жанра в европейской литературе: «Кубок», «Рыцарь Тогенбург», «Ивиковы журавли», «Кассандра» Шиллера, «Лесной царь» Гете, «Замок Смальгольм» В. Скотта, «Суд божий над епископом» Саути, «Роланд оруженосец» Уланда и др. Одновременно он создал в «Людмиле», «Светлане» национальную форму баллады.
В ходе полемики о сущности нового жанра, в которой участвовали Гнедич и Грибоедов, имя Жуковского
Образ Жуковского-«балладника» известен нам по портрету О. Кипренского, где он изображен на фоне таинственного пейзажа, столь частого в его балладах: башни, замки, рвы, холмы, туманная даль, а в центре находится задумчивый мечтатель, устремляющий свой взор ввысь.
В основе эстетики баллады лежит представление об ужасном событии в судьбе человека, оно реализуется у романтиков в образах привидений, мертвецов, которые оживают в фобах; мертвых женихов, скачущих ночью на коне за невестой; Сатаны, являющегося за душой грешника; злодеев, продавших душу ребенка дьяволу. Действие
Поэтика фантастического и ужасного, атмосфера тайны, нарочито запутанные проблемы романтической этики — основные слагаемые нового художественного мира, открывшегося русскому читателю в балладах Жуковского.
Жизнь как постоянное противостояние судьбе, как поединок человека и обстоятельств, которые одерживают верх над ним, трагическая обреченность человека, наличие неподвластной человеку силы рока — такова этико-философская проблематика баллад.
Основа балладного сюжета заключена в преодолении человеком преграды между посюсторонним и потусторонним миром.
В балладе «Светлана» Жуковский предпринял попытку создать самостоятельное произведение, опирающееся в своем сюжете на национальные обычаи народа — в отличие от баллады «Людмила», являвшейся вольным переводом баллады немецкого поэта Бюргера «Ленора». В «Светлане» поэт использовал древнее поверье о гаданиях крестьянских девушек в ночь перед Крещением. В начале XIX в. гадания утратили свою первоначальную магическую основу, став излюбленной девической игрой. Единственным путем к перемене жизни девушки в прошлом было ее замужество, поэтому и вопрос, кто будет ее «суженым», был очень важным. Жуковский обращается только к некоторым из древних девических гаданий, поскольку ему важна не этнографическая полнота древнейших форм обрядности, а новые средства для создания национального колорита в стихотворении.
В сюжете «Светланы» девушки бросают за ворота башмачок, и чей из них будет поднят первым случайным прохожим, та и выйдет первой замуж. Жуковский посвятил эту балладу своей племяннице Александре Андреевне Воейковой, урожденной Протасовой, поднеся ее в качестве свадебного подарка.
Жуковский погружается в сферу народных легенд и суеверий в том виде, в каком они представали в сознании людей начала XIX в. Формой обращения поэтов-профессионалов к образам и сюжетам, почерпнутым из фольклора, также становится и баллада.
«Светлана» — оригинальная баллада, косвенно связанная с серией европейских и русских подражаний «Леноре» Бюргера, поскольку сюжеты имеют сходную смысловую основу. Светлана тоже грустит из-за длительной разлуки с женихом, а в полночь гадает о судьбе своего возлюбленного, хочет узнать, как скоро он вернется к ней. В состоянии полудремы ей кажется, что к ней приезжает женихи увозит с собой. Затем они едут по заснеженной степи, а когда проезжают мимо церкви, то героиня замечает, что там идет отпевание.
Наконец жених привозит ее в уединенную хижину, войдя в которую, она видит гроб, из которого подымается ее жених-мертвец. Неожиданно появившийся «белый голубочек» защищает Светлану от мертвеца. А затем все ужасы исчезают и как бы отменяются в своей действительности неожиданным пробуждением героини: она заснула во время гадания, все страхи оказались сном, а в яви жених является к ней живым и невредимым, и счастье встречи любящих становится сюжетной концовкой баллады.
Структура данной баллады отражает двойственность художественного метода этого жанра. Вначале «Светлана» исполнена романтического пафоса тайны и чуда, и поэт тонко передает восторженное и одновременно робкое состояние чувств молодой души, влекомой сладким страхом к неожиданным ночным событиям:
Робость в ней волнует грудь, Страшно ей назад взглянуть, Страх туманит очи…С треском пыхнул огонек, Крикнул жалобно сверчок, Вестник полуночи.
В кульминационный момент автор нарушает изначально заданный национальный колорит, воссоздавая типично сентимента-листскую ситуацию: «белоснежный голубок», преисполненный исключительной чувствительности по отношению к девушке, смело спасает ее от страшного скрежещущего зубами мертвеца. Стоит голубку обнять ее крылами, как она просыпается и возвращается к исходной реальности. Подобная концовка чрезвычайно идеализирует ситуацию, так как получается, что наяву всем сопутствует счастье, а несчастья возможны лишь во сне. Эта идеализация подкрепляется дидактическим итогом:
Лучший друг нам в жизни сей Вера в Провиденье. Благ зиждителя закон:Здесь несчастье — лживый сон: Счастье — пробужденье.
В противоположность Людмиле, героине одноименной ранее написанной баллады, которая «жизнь кляла» и «Творца на суд звала», Светлана молит ангела-утешителя утолить ее печаль, и ее просьбы моментально услышаны. Противоречат исходной балладной традиции отказ от фантастики, одновременно шутливая и счастливая концовка, введение реальных мотивировок. Поэт снял с происшествия мрачный оттенок — случайный сон временно омрачил героиню, — и трагичность осталась нереализованной. В балладе «Людмила» Жуковский проводит идею смирения более последовательно.
В ней нет сказочной успокоенности и внешней фантастики богатырских поэм. Оба героя становятся игрушками в руках таинственных и беспощадных сил: невеста ждет возвращения с войны жениха, однако после возвращения войска обнаруживает, что его нет, и она в отчаянии ропщет на судьбу. Тогда ночью перед ней появляется призрак жениха и увозит ее с собой в могилу.
Любые нравственные нормы, известные человеку, в мире подлинно романтической баллады утрачивают свою действенность перед ликом неведомого и непознаваемого. В балладе «Людмила» нет обещания торжества справедливости, как это было свойственно фольклору и просветительской литературе XVIII в. Протест Людмилы вызывает усугубление кары, человек становится рабом судьбы, которой он должен смиренно подчиниться. О том, что человек бессилен в мире небытия, говорит концовка:
Вдруг усопшие толпоюПотянулись из могил;Тихий, страшный хор завыл:»Смертный ропот безрассуден;Царь всевышний правосуден;Твой услышал стон творец;Час твой бил, настал конец».
Однако романтичность баллады «Людмила» реализуется не в этом моралистическом постулате о «безрассудности ропота смертных», а в ходе фантастического сюжета: неожиданный приезд жениха, вереница видений, сопровождающих их в пути, таинственные огни, вспыхивающие в поле, бой часов в полночь. Расширение границ обыденного, тяга к неизведанному — вот главные составляющие романтического взгляда на мир, осуществленные в этой балладе, само же нарушение кем-либо человеческих и божеских законов не содержит в себе ничего романтического, как и появление потустороннего гостя и проявление знаков, которые подает провидение.
Баллады Жуковского открыли романтическое течение в русской литературе, создали оригинальную жанровую традицию: фантастачески напряженный ход событий, драматизированный сюжет, моралистический итог, откровенная условность авторской позиции. После Жуковского в русской поэзии легендарность истори-ко-героического сюжета стала необходимым условием балладного жанра.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Анализ баллад Жуковского В. А. «Светлана» и «Людмила»