Авторский идеал общественно-государственного строя

На страницах «Выбранных мест…» в целом ряде глав Гоголь излагает свою утопическую концепцию построения русского общества. Основные контуры этой концепции сжато очерчены в его ответном письме Белинскому. Приводим эти строки: «Будем отправлять по совести свое ремесло. Тогда все будет хорошо и состоянье общества поправится само собою. В этом много значит государь.

Ему дана должность, которая важна и превыше всех? С государя у нас все берут пример. Стоит только ему, не коверкая ничего [править?] хорошо, так и все пойдет само собою. Почему

знать, может быть, придет ему мысль жить в остальное время от дел скромно, в уединении, вдали от развращающего двора, [от] всего этого накопленья.

И все соберется само собою просто. …Владельцы разъедутся по поместьям, станут заниматься делом. Чиновники увидят, что не нужно жить богато, перестанут красть. А честолюбец, увидя, что важные места не награждают ни деньгами, ни богатым жалованьем, оставит службу».

В книге эта картина преобразования общества выглядит более конкретно, в главах говорится о положении, правах и обязанностях разных сословий, о роли монарха и церкви, о взаимоотношениях русских землевладельцев

и крестьян. Но именно здесь встречаются нередко наиболее противоречивые, порой взаимоисключающие понятия. Утопия Гоголя, как и множество других утопий старого и нового времени, включает в себя резкую критику существующего общественного положения.

Писатель обращается к совести людей правящего класса и всего государственного аппарата, надеется на мудрость и человеколюбие идеального монарха, идеальных губернаторов, пример которых должен вдохновлять подчиненных, он мечтает о восстановлении «патриархальных» связей между помещиками и тружениками земли… А вместе с тем перо его касается таких коренных социальных пороков, которые уходят в самую толщу системы и как бы изнутри подрывают его мечтания о всеобщей гармонии на нерушимых основах изживающего себя — строя. По своему обличительному пафосу эти страницы не только перекликаются с наиболее сатирическими эпизодами прежних произведений, но порою превышают их.

И как бы ни мечтал Гоголь о преодолении «бездны разлада», он видит, что взаимное отчуждение и разлад не только между сословиями, но и внутри сословий и между отдельными людьми является существенной чертой его современности. И так почти во всем. С одной стороны, вера в чудотворность доброго примера со стороны власть имущих.

А с другой — мысли, которые были бы, конечно, созвучны Белинскому, если бы он был в состоянии полностью и к тому же спокойно и объективно прочесть «Выбранные места…». В главе «Занимающему важное место» Гоголь пишет, что в Россини «завелись такие лихоимства, которых истребить нет никаких средств человеческих. Знаю и то, что образовался другой незаконный ход действий мимо законов государства и уже обратился почти в законный, что законы остаются только для вида; и если только вникнешь пристально в то самое, на что другие глядят поверхностно, не подозревая ничего, то закружится голова у наиумнейшего человека».

И напрасны, утверждает писатель, попытки контролировать лихоимцев: «…приставить нового чиновника для того, чтобы ограничить прежнего в его воровстве, значит сделать двух воров вместо одного.

Гоголь по-прежнему призывает генерал-губернаторов к «подвигам», обращается к чести и совести дворян, уповает на спасительность возрождения древних обычаев. Но эти рацеи кажутся вялыми и искусственными по сравнению со страстной обличительной речью автора, как только дело касается пороков и язв современного общества. Им движут глубокое патриотическое чувство, тревога за судьбы отечества. Россия несчастна, восклицает Гоголь, несчастна от неправды и грабительства: «Да может ли быть иначе… при виде повсеместного помраченья и всеобщего уклоненья всех от духа земли своей, при виде, наконец, этих бесчестных плутов, продавцов правосудья и грабителей, которые, как вороны, налетели со всех сторон клевать еще живое наше тело и в мутной воде ловить свою презренную выгоду» .

И не смирение тут поможет, писатель прямо призывает к битве духовной, но непримиримой. В главе «Напутствие» этот призыв, направленный против взяточников и подлецов всех сортов, звучит непосредственно: «…вспомни, призваны в мир мы вовсе не для праздников и жирований. На битву мы сюда призваны…».

Впрочем, большинство вышеприведенных обличительных строк не могло быть прочитано Белинским, ибо цензура не пропустила при первом издании «Выбранных мест…» несколько глав, в том числе и главу «Занимающему важное место». Под запретом оказались и главы: «Нужно любить Россию», «Нужно проездиться по России», содержавшие яркие инвективы против повального взяточничества, расточительства дворян, судебных бесчинств и неправды, столь великих, что уже поднялся «вопль всей земли».

Исключена была и статья «Что такое губернаторша?», очевидно, не потому, что заключала в себе советы Гоголя насчет поведения губернаторши в калужском обществе, а вследствие резких критических замечаний в адрес местных чиновников и дворян, их образа жизни и способов «безопасной взятки», которую «чиновник берет с чиновника по команде сверху вниз». Была запрещена и статья «Страхи и ужасы России», где отмечались напряженные общественные отношения в стране, всеобщая «сумятица» и назревание социальных сдвигов в Европе. Ряд острых мест был изъят и аз других разделов книги.

Существует мнение, что резкость знаменитого письма Белинского к Гоголю объясняется именно этим обстоятельством, т. е. тем, что книга Гоголя была прочитана критиком в урезанном, искаженном цензурными изъятиями виде. Возможно, что Белинский и задумался бы над явными противоречиями между консервативными общественно-политическими идеями Гоголя и его же страстными обличениями существующих порядков, но вряд ли он изменил бы свое отношение к освещению в книге таких вопросов, как взаимоотношения помещиков и крепостных крестьян, принцип монархической самодержавной власти, проблемы правосудия и народного просвещения.




Авторский идеал общественно-государственного строя