Беспощадная оценка Туркиных
В рассказе «Ионыч» проблема адекватности реакции героя на окружающее вырисовывается гораздо заметнее. С одной стороны, жестокий приговор, который герой выносит семейству Туркиных, казалось бы, получает подкрепление еще более сильное, чем приговор Шелестовым в «Учителе словесности». И здесь беспощадная оценка изображаемого подкреплена деталями описания, которые читатель должен воспринять как зафиксированные объективным наблюдением.
А фиксирует оно бесконечное повторение одного и того же: идет время, проходит жизнь, по ее естественному
Прием, строящий характеристику изображаемого человека на многократном повторении одних и тех же деталей, всегда создает у Чехова эффект, неблагоприятный для оценки персонажа. В «Ионыче» этот негативный эффект дополнительно усилен. Во-первых, тем, что в повествовании появляются значительные временные интервалы, когда годы спустя Туркины повторяют в точности те же самые действия, фразы и жесты, все это воспринимается как убийственная самопародия. Во-вторых, бесконечные повторы заставляют
И когда, по мере развертывания сюжета, выясняется абсолютное однообразие жизни Туркиных, тогда то, что, На первый взгляд, представлялось счастливым исключением, начинает выглядеть олицетворением окружающей пошлости.
Однако, с другой стороны, беспощадная оценка Туркиных осложняется тем, что прозрению героя сопутствует его опошление. Связь двух линий обозначена вполне отчетливо и едва ли ни бросается в глаза.
Возможность отмежеваться от приговора, который Старцев дает Туркиным действительно обозначена в тексте. Встретившись с Котиком после четырехлетнего перерыва. Появляются признаки какой-то отчужденности от окружающей обстановки. Затем вырисовывается знакомая читателю тема отрезвляющего прозрения.
Очевидно такое же несовпадение и в концовке рассказа, в тот момент, когда повествователь в последний раз возвращается к Туркиным. Теперь читателю позволено догадаться о какой-то драме, может быть и не осознанной этими людьми, но проявившейся в их жизни вполне реально
Создается художественный эффект, напоминающий усложнение коммуникативной ситуации «автор читатель» в рассказе «Учитель словесности». Картины жизни Туркиных и всего города С. преподносятся читателю как нечто воспринятое Старцевым. Но восприятие Старцева наделено такой силой воздействия на читательское восприятие, которая вынуждает читателя сопереживать герою.
Так создается вполне определенная и для предполагаемого читателя основная перспектива понимания изображаемого. И в то же время периферийные, как бы мимоходом обозначенные мотивы и детали опять намечают возможность расхождения читателя с этой основной перспективой.
Возможность разойтись с основной перспективой каждый раз открыта для читателя и самим характером тех последствий, которые приносит прозрение героев. Никитин освобождается от иллюзий — это очевидно. Но очевидно и то, что он освободился от иллюзий естественных, позволяющих человеку мечтать, влюбляться, жениться и вообще быть счастливым в мире обыкновенных людей.
За пределами этих иллюзий человек раздражается, скучает или чувствует себя совершенно несчастным.
В открытый финал. Но показательно, что ни в «Учителе словесности», ни в каком-либо другом чеховском рассказе бегство за пределы «этой» жизни не приводит героев к духовному спасению или счастью. Даже знаменитый финал «Невесты» дает основание для читательских сомнений, как дает их и сама история внутреннего освобождения героини, свидетельствующая о ее растущем безразличии к людям.
Это история Старцева, который, прозревая, в конце концов опускается ниже тех, кого он презирает.
Все это тоже не на первом плане, но по-своему осложняет основную перспективу понимания текста и в конечном счете тоже способствует некоторой неопределенности в соотношении двух перспектив — доминирующей и периферийной. Нет прямого столкновения двух различных точек зрения, развитие сюжета придает изображаемому определенный смысл, однако время от времени читательское восприятие наталкивается на какие-то иные элементы текста, которые затрудняют его слияние с этим смыслом.
Чехов выводит своего предполагаемого читателя за пределы классического реализма, по не в мир какого-то иного литературного направления, а в известном смысле просто в никуда. Или, вернее, он возвращает читателя к самому себе. Лишая читателя возможности вписать свою позицию в какой-либо новый или старый идейно-эстетический контекст, Чехов, но сути дела, предлагает ему впервые стать самим собой и опираться на самого себя — для того, чтобы самому установить свои отношения с реальным миром и искусством.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Беспощадная оценка Туркиных