«Бесприданница» в постановках русского театра

В 20-30-е годы в постановках театром «Бесприданницы» преобладало сочувствие к Карандышеву как к человеку «бедному», затравленному богатыми бездельниками. Он как бы представлял собой тип низовой демократии, которой естественно было сочувствовать в расслоенном классовым антагонизмом обществе. Богатые люди отбирали у него Ларису, и симпатии публики невольно тянулись к нему.

Но в последнее время режиссеры «Бесприданницы» справедливо оттеняют в Карандышеве другую сторону: его отчаянную социальную зависть и смешную амбициозность.

Слов нет, Ларису он любит, но неизвестно, чего больше в этой любви — искренней страсти или жажды самоутверждения. Его мучит бес тщеславия, ему нужна публичность: надеть ради форсу очки и пройтись с Ларисой под руку по бульвару, чтобы непременно все видели, какую жар-птицу он поймал.

Смешны его потуги собрать в своем доме «избранное общество», жалок его плебейский снобизм. И совсем уж позорен званый обед, задуманный из желания повеличаться перед поклонниками Ларисы.

Островский безжалостен к Карандышеву, когда приоткрывает стыдную механику подготовки обеда. Тут все показное, все мещанская бережливость

и расчет: вино, купленное по шесть гривен на круг, подается с наклеенными на бутылки чужими этикетками, а вместо дорогого лимона к чаю должны сервировать клюквенный морс.

Ларисе несносна эта мелочность, но не за нее укоряет она жениха. Она лишь умоляет его не позориться на людях и скорее уехать куда-нибудь в глушь, в леса, к целительной природе. Лариса искренне ищет тишины, уединения, хочет бежать из города от людей и своей несчастной страсти.

Напрасно!

Карандышев глух и жесток к Ларисе. Но, правду сказать, и Лариса не щадит Карандышева. Да, она не любит его, но еще и презирает, третирует с досады, смеется над ним. Ни тени сострадания, терпимости. Раздражение в каждом слове — и романс будет петь, раз он запрещает, и за Волгу поедет наперекор…

Идет нескончаемый поединок. А между тем, если вдуматься, в ее обольщении Паратовым не меньше иллюзии и мишуры, чем в притязаниях на нее Карандышева. Ларису тоже влечет шик Паратова, его мужская бравада, выстрелы з духе пушкинского Сильвио, бретерские замашки.

И, как Караидышеву, ей ненавистна бедность.

Вот почему, когда Карандышев говорит о своих обидах, горько жалуется на людей, которым ничего не стоит «разломать грудь у смешного человека» , он вызывает у нас если не симпатию, то сострадание. И снова в этом предвестие чеховской драматургии: герои не понимают друг друга, а, в сущности, всяк несчастлив по-своему.

Как же далека эта пьеса от обычных понятий о «бытовике» Островском! Она отразила свое время и будто заглянула в XX век. Злая воля отдельных лиц и социальная среда в ней вовсе не исчерпывают причин трагедии.

Есть еще некая «психоидеология», тайная экспансия зла, возникающая будто из ничего, «из воздуха», а в действительности из внутреннего холода, эгоизма, разобщенности людей. Худший итог всего этого — унижение и уничтожение любви.

Драматург Д. Аверкиев вспоминал, что Островский, вслед за Аристотелем, делил пьесы на те, интерес которых составляет действие, и на те, в которых автора занимает характер. В «Бесприданнице» это характер Ларисы. Но такое деление можно дополнить другим. У Островского были пьесы, написанные на готовую мысль, пьесы с заранее внятным результатом, прямым поучением. Таковы «Бедность — не порок», «Пучина» или «Трудовой хлеб».

Но были и пьесы-искания, пьесы с внутренней, неразрешенной до конца проблемой. Не пьесы-ответы, а пьесы-вопросы. Художник и для себя хотел разрешить вставшую перед ним загадку характера, положения или судьбы.

И это как раз самые яркие его взлеты, самые крупные вершины; в полдень жизни «Гроза», ближе к закату — «Бесприданница».

Чем больше живешь, тем больше понимаешь жизнь и тем меньше склонен учить. В такой пьесе, как «Бесприданница», подкупает не только мысль художника — мысль нравственная и гуманная. В ней сама глубь жизни, желание постичь ее тайну, понять чересполосицу доброго и худого в людях.

И шаблон готового морализма отлетает в таких случаях, как старая шелуха, освобождая место свободному художественному исканию.




«Бесприданница» в постановках русского театра