«Безумие Гамлета» в одноименной трагедии Шекспира
Вопрос занял в шекспироведении значительное место. Естественно было предположить, что несчастья, обрушившиеся на молодого человека, вызвали помешательство. Нужно сразу же сказать, что этого не было на самом деле.
Сумасшествие Гамлета мнимое. Вспомним его слова, обращенные к приятелям после встречи с Призраком:
Клянитесь снова — бог да вам поможет, Как странно бы себя я ни повел, Затем, что я сочту, быть может, нужным В причуды облекаться иногда, — Что вы не станете, со мною встретись, Ни скрещивать так руки, ни кивать, Ни говорить двусмысленные
Из этих слов со всей ясностью следует, что безумие Гамлета — маска, которую он надевает на себя. Единственное, что надо сказать о последней сцене первого акта, это то, что психологически трудно объяснить, как мог Гамлет так скоро после встречи с Призраком принять решение прикинуться безумным. Судя по дальнейшему, решение было принято обдуманно, а в ночь встречи с Призраком для этого времени не было.
Здесь мы снова сталкиваемся с одной из условностей шекспировской драматургии. В отличие от драм более позднего времени, когда зрителей ставили
Поэтому зритель, оповещенный Шекспиром, знает, что Гамлет представляется сумасшедшим, но окружающие героя лица этого не знают.
Когда Гамлет объясняет Горацио, какие достоинства он в нем ценит, принц резко обрывает речь, увидев приближение короля и всей придворной камарильи:
Они идут; мне надо быть безумным.
Кажется, все ясно. Однако не скроем одно место, где Гамлет говорит о своем умопомрачении иначе. Перед тем как начать «дружеский» поединок с Лаэртом, Гамлет признает себя виновным в убийстве
Полония:
Простите, сударь, я вас оскорбил; Но вы простите мне как дворянин. Собравшимся известно, да и вы, Наверно, слышали, как я наказан Мучительным недугом. Мой поступок, Задевший вашу честь, природу, чувство, Я это заявляю, — был безумьем.
Кто оскорбил Лаэрта? Гамлет? Нет; Ведь если Гамлет разлучен с собою И оскорбляет друга, сам не свой, То действует не Гамлет; Гамлет чист.
Но кто же действует? Его безумье. Раз так, он сам из тех, кто оскорблен; Сам бедный Гамлет во вражде с безумьем.
Эти слова можно принять за чистую правду только забыв о том, что Гамлет произносит их в присутствии короля и всего двора. Пока жив Клавдий, цель Гамлета не достигнута, поэтому он продолжает играть безумного, лишь временами приходящего в сознание. Признание Гамлета — лишь тактический ход. Не Шекспир придумал сумасшествие героя. Оно было уже в древней саге об Амлете и в ее французском пересказе у Бельфоре.
Однако под пером Шекспира характер притворства Гамлета существенно изменился.
Гамлет Шекспира не усыпляет бдительность Клавдия, а намеренно вызывает его подозрения и тревогу. Две причины определяют такое поведение шекспировского героя. После беседы с Призраком Гамлет заверяет друзей: «Это честный дух».
И в монологе о Гекубе, подстегивая себя действовать, принц исходит из того, что «честный дух» сказал ему правду, назвав Клавдия убийцей. Но под конец монолога мы неожиданно слышим сомнение:
Дух, представший мне, Быть может, был и дьявол; дьявол властен Облечься в милый образ; и возможно, Что, так как я расслаблен и печален, А над такой душой он очень мощен, Меня он в гибель вводит. Мне нужна Верней опора.
Значит, с одной стороны, Гамлет не уверен в истине слов Призрака. В этом принц обнаруживает, что ему далеко не чужды предрассудки относительно духов, еще весьма живучие в эпоху Шекспира. Но, с другой стороны, Гамлет, человек уже нового времени, хочет подтвердить и в-есть из потустороннего мира совершенно реальным земным доказательством. Мы еще не раз столкнемся с подобным сочетанием старого и нового, и, как будет показано дальше, оно имело глубокий смысл.
Слова Гамлета заслуживают внимания и в другом аспекте. В них содержится прямое признание угнетенного состояния героя. Сказанное теперь перекликается с печальными мыслями Гамлета, высказанными в конце второй картины первого акта, когда он помышлял о смерти.
Кардинальный вопрос, связанный с этими признаниями, заключается вот в чем: является ли Гамлет таким по натуре или его душевное состояние вызвано страшными событиями, с которыми он столкнулся? Ответ, несомненно, может быть только один. До всех известных нам событий Гамлет был цельной гармонической личностью.
Но мы встречаем его уже тогда, когда эта гармония нарушена. Гете решил, что Гамлетом овладела слабость. Белинский иначе объяснил состояние Гамлета после смерти отца.
То, что Гете назвал слабостью, по мнению русского критика, «есть распадение, переход из младенческой, бессознательной гармонии и самонаслаждения духа в дисгармонию и борьбу, которые суть необходимое условие для перехода в мужественную и сознательную гармонию и самонаслаждение духа. В жизни духа нет ничего противоречащего, и потому дисгармония и борьба суть вместе и ручательства за выход из них: иначе человек был бы слишком жалким существом. И чем человек выше духом, тем ужаснее бывает его распадение, и тем торжественнее бывает его победа над своею конечностью, и тем глубже и святее его блаженство.
Вот значение Гамлетовой слабости».
Несмотря на некоторую навязчивость идеалистической терминологии, по существу концепция Белинского верно намечает три диалектические стадии духовного развития Гамлета: гармония, распад ее и восстановление. Пока что мы наблюдаем Гамлета на второй стадии его развития, и важно правильно понять термин, употребленный Белинским. Под «распадением» он имеет в виду не нравственное разложение личности героя, а распад духовной гармонии, ранее присущей ему.
Нарушилась прежняя цельность взглядов Гамлета на жизнь и действительность, какой она тогда казалась ему.
«Безумие Гамлета» в одноименной трагедии Шекспира