Боль поэта от сознания своей чуждости новой России
Принятие Есениным Октябрьской революции не оставляет никаких сомнений. Сам поэт никогда не обходил этого вопроса в своих автобиографиях. В наиболее известной из них, «О себе», он писал: «В годы революции был всецело на стороне Октября…» В другой его автобиографии читаем: «Первый период революции встретил сочувственно, но больше стихийно, чем сознательно».
Признания поэта не были декларативными. Это подтверждается его произведениями, написанными вскоре после Октября. Первые отклики Есенина на Октябрь говорят о том, что
Есенин кровными нитями был связан с русским крестьянством, принявшим Октябрьскую революцию, но отягченным многими предрассудками прошлого. В крестьянстве причудливо уживалось трезвое отношение к жизни с несбыточными социальными иллюзиями, подлинно революционное настроение и веками вскормленная приверженность к дедовским обычаям, к патриархальной
Поэт стремится коснуться жизненно важных для русской деревни вопросов, пытается осознать значение великого исторического поворота в судьбах русского крестьянства. Однако его попытки осложняются недостаточной четкостью политических взглядов, беспомощностью перед трудными политическими вопросами, и прежде всего перед одним из важнейших — о русском крестьянстве и пролетарской революции.
«Религиозность» поэм Есенина 1918 года — не более как внешняя оболочка; в них христианство не содержание, а форма. Обильная христианская терминология этих поэм — во многом чисто литературный прием. Используя библейские сюжеты и пользуясь евангельскими именами, Есенин вкладывал в них совершенно иное, свое содержание. Это были думы и чаяния о крестьянской России в пору великого поворота в ее судьбе.
Религиозная символика этих поэм Есенина целиком повернута к деревне, в чем сказалась крестьянская закваска поэта.
Не религиозные проблемы, а судьба крестьянства волнует поэта. Причем проступают настроения, характерные для патриархального крестьянства: избавление мужика от мук и страданий ожидается от какой-то неведомой силы, вовсе не стоит вопрос о том, что само крестьянство должно в борьбе завоевать свое право на новую жизнь. Еще более отчетливо подобные настроения заметны в поэме «Иорданская голубица» . Именно в ней поэт восклицает: «Мать моя — родина, я — большевик».
И в то же время в ней нет и намека на ту революционную борьбу, которую ведут большевики, возглавляя рабочие и крестьянские массы. Здесь Есенин рисует картину крестьянского благополучия, явившегося неизвестно как. Он называет его «отчим раем», в котором тихо и смиренно живут «люди-миряне», лишенные чувства вражды. Вот эта картина блаженного «крестьянского рая» на земле:
Вижу вас, злачные нивы, С стадом буланых коней. С дудкой пастушеской в ивах Бродит апостол Андрей.
Особенно рельефен «мужицкий рай» в поэме «Инония» . «Ино» — ладно, хорошо. «Инония» — условное место ладной крестьянской жизни. Поэт пророчествует, что на смену христианскому раю, которому он призывает не верить, идет крестьянский рай — «Инония», «где живет божество живых»:
Говорю вам — вы все погибнете, Всех задушит вас веры мох. По-иному над нашей выгибью Вспух незримой коровой бог.
В связи с этим небезынтересно привести следующие слова Есенина: «Я решил, что Россию следует показать через корову. Лошадь для нас не так характерна. Взгляни на карту — каждая страна представлена по-своему: там осел, там верблюд, там слон… А у нас что? Корова!
Без коровы нет России».
В поэме «Инония» бог в образе коровы — это символ благополучия крестьянской жизни. Само по себе это не содержит ничего предосудительного. Действительно, благополучие крестьянской семьи всегда зависело в России от наличия коровы.
Но символизировать новую, революционную Россию обожествленной коровой 512 С. Есенин означало оставаться во власти старых, патриархальных представлений, которые были явно не созвучны новому времени.
Боль поэта от сознания своей чуждости новой России