Что увидел Леонид Андреев за хрупкостью этических норм человеческой культуры?

Сюжеты обоих рассказов развиваются в диаметрально противоположных направлениях. В начале «Бездны» Л. Андреева мы видим влюбленную пару. Зиночка и Немовецкий полны надежд на будущее, мечтают о жертвенной любви и, может быть, считают, что любят друг друга.

Этому способствует и великолепный пейзаж, их окружающий. Начало, как мы видим, вполне романтическое. Но совершенно вдруг сюжет делает резкий поворот — и позолота, лак сентиментальности слетают, обнажая бездны человеческой души. «Бездна!»

Выходят на поверхность все низменные

животные инстинкты подсознания — и образованный молодой человек падает ниже бродяг, уподобляется зверю, сохраняя лишь одно человеческое качество — «способность лгать». Да… Глубины подсознания пугают, даже сам человек порой не знает, на что он способен… М. Горький идет совершенно от другого постулата. Атмосфера начала рассказа «Страстимордасти» настраивает на разврат, грязь, падение, но неожиданная коллизия — и романтические чувства возникают там, где их, казалось бы, быть не может.

На дне жизни человек не опускается до состояния животного, а даже возвышается до сострадания, до помощи слабому,

до великодушия. Мы видим зеркальное отражение фабул — М. Горький находит романтизм на «окраинах жизни», а Л. Андреев показывает страшные бездны души обычного человека. Надуманные этические нормы человечества лишь прикрывают его порочные желания, его развращенную сущность. Люди не умеют любить и понимать друг друга… Печорин говорил, что женщина подобна цветку — подышать «ароматом досыта, бросить на дороге: авось ктонибудь поднимет…».

В каждом мужчине подсознательно дремлет уверенность, что это правда, что именно так и нужно поступать: и невинная, наивная Зиночка втоптана в грязь… Я не думаю, что людям нравится, когда о них говорят правду, показывают самые замусоренные, засаленные уголки их души…

Думается, что читающей Россией не был ни понят, ни принят этот рассказ. Психологи никогда не были в почете у народной массы. Но интеллектуалы поняли, что «жизнь подтверждает самые мрачные фантазии автора» . И я, исходя даже из моего семнадцатилетнего опыта, могу подтвердить это. Ктото из «современных великих» сказал, что человеческая душа — помойная яма жизни… Это — так?!

Так! Так… Мы же, люди, часто не желаем этого сознавать, всячески отрицаем свою низость, тем не менее с упоением бросаемся в нее, ища упоения в пороке… Глубины человеческой души волновали русскую литературу еще в XIX веке, литературу — психологию.

Вспоминаются сразу Тютчев и Достоевский с их проникновением в «бездны». Достоевский изучал глубины души человеческой, отыскивая в них самое страшное, на что хотелось бы закрыть глаза, но что существует независимо от нашего сознания и желаний. В страшных образах Свидригайлова, Рогожина, даже Раскольникова, по сути, не должно быть ничего страшного — это обыкновенные люди… У них есть голова, руки, ноги, но их психика вскрыта писателемпсихологом и — «хаос шевелится»… В понимании Ф. Тютчева бездна — весь мир, вся вселенная, включая человека с его стремлениями, желаниями, потребностями… «Нет преград меж ей и нами — Вот почему нам ночь страшна».

Страшно заглянуть в мир, в себя — страшно!!!




Что увидел Леонид Андреев за хрупкостью этических норм человеческой культуры?