Цикл «Повестей Белкина»

Из всего великого, что было создано Пушкиным болдинской осенью 1830 г., наиболее значительным с точки зрения закономерности дальнейшего развития его творчества является цикл «Повестей Белкина», в котором нашла завершенное осуществление давняя потребность автора «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова» овладеть художественной прозой. Начиная с этого времени, в течение всего последнего шестилетия своей жизни, Пушкин пишет преимущественно в прозе. Новые, все нарастающие «прозаические» тенденции сказываются в той или иной степени

и почти во всех остальных областях ею творчества.

Число созданных им в эти годы стихов резко уменьшается. Так, в 1831 г. написано всего пять завершенных стихотворений — случай еще небывалый в творчестве Пушкина. Причем три из них относятся к области политической поэзии и только два стихотворения являются лирическими в собственном смысле этого слова: «Эхо», в котором сказывается горькое переживание поэтом своего творческого одиночества, непонимания его современниками, и «Чем чаще празднует лицей… «, посвященное очередной лицейской годовщине.

Среди произведений последующих годов мы встречаем

такие замечательнейшие образцы пушкинской лирики, как большое стихотворение «Осень» , дающее не только ярко живописную и вместе с тем проникновенно лирическую картину осенней природы, но и ярко рисующее одну из вдохновенных минут могучего прилива творческой энергии, подобной той, которая проявилась болдинской осенью 1830 г. В этом же году написано отличающееся подлинно трагическим колоритом «Не дай мне бог сойти с ума…

«. Замечательны такие стихотворения, как «Пора, мои друг, пора!» , «Полководец» , «Вновь я посетил» и др. Но субъективно-лирический голос звучит в пушкинских стихотворениях 30-х гг. все реже.

Наоборот все усиливается в них эпическое повествовательное начало.

Таковы баллада «Гусар» , переводы двух баллад Мицкевича «Воевода» и «Будрыс и его сыновья» , стихотворение «Странник» , навеянное книгой писателя-проповедника эпохи английской революции XVII в. Джона Беньяна. К этим же годам относится, с одной стороны, ряд «Подражаний древним», переводов из античных поэтов, с другой, стихотворение «Сват Иван, как пить мы станем…» — одно из самых замечательных проникновений Пушкина в народный «русский дух». В 1834 г. появился долгое время не оцененный по достоинству критикой цикл «Песен западных славян», в большинстве своем построенный на имитациях Мериме, которым Пушкин, со свойственным ему умением проникать в национальный «дух» других народов, сумел придать действительно славянский характер Особенно значительна входящая в этот цикл «Песня о Георгии Черном» — оригинальное произведение Пушкина, материалом для которого послужила книга одного русского путешественника — современника поэта.

Необыкновенная личность «воина свободы» Георгия Черного издавна, как мы уже знаем, привлекала внимание поэта.

Но если раньше этот образ разрабатывался Пушкиным в сугубо романтическом духе, то «Песня о Георгии Черном» представляет собой единственное в своем роде сочетание глубочайшего психологического проникновения, предельно строгой эпической простоты и подлинной народности поэтической формы. К двадцатипятилетию со дня основания лицея Пушкин начал в середине октября 1836 г. писать стихотворение: «Была нора: наш праздник молодой Сиял, шумел и розами венчался… «. В этом стихотворении, одном из самых последних произведении Пушкина вообще, создававшемся тогда, когда черные тучи все безысходнее сгущались над ним, — поэт оглядывает грустным, почти прощальным взором и свою личную жизнь, и ту бурную эпоху войн и революций, свидетелем и участником которой было его поколение.

Стихотворения Пушкин не дописал и в таком неоконченном виде стал читать его на традиционной встрече товарищей-лицеистов. «Однако едва поэт, — рассказывает один из присутствовавших, — начал читать первую строфу, как слезы полились из его глаз, и он не мог продолжать чтения…

«. Незавершенность стихотворения приобрела почти символический характер. Так же — в апогее своего развития — внезапно оборвалось и все пушкинское творчество.

В созданном незадолго до последней лицейской годовщины стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Пушкин подвел итог и всей своей творческой жизни.

Он подчеркивал, как самое ценное в своем поэтическом творчестве, гуманистический его характер и освободительный пафос. Белинский, продолжая и развивая в своих знаменитых статьях о Пушкине эту авторскую самооценку, прекрасно характеризует реализм пушкинской лирики, ее высокую художественную правду, чистоту, благородство и присущую ей несравненную поэтическую грацию.

«Общий колорит поэзии Пушкина и в особенности лирической — внутренняя красота человека и лелеющая душу гуманность. К этому прибавим мы, что если всякое человеческое чувство уже прекрасно по тому самому, что оно человеческое, то у Пушкина всякое чувство еще прекрасно, как чувство изящное. Мы здесь разумеем не поэтическую форму, которая у Пушкина всегда в высшей степени прекрасна; нет, каждое чувство, лежащее в основании каждого его стихотворения, изящно, грациозно и виртуозно само по себе: это не просто чувство человека, но чувство человека-художника…

Есть всегда что-то особенно благородное, кроткое, нежное, благоуханное и грациозное во всяком чувстве Пушкина. В этом отношении, читая его творения, можно превосходным образом воспитать в себе человека… Поэзия его чужда всего фантастического, мечтательного, ложного, призрачно-идеального; она вся проникнута насквозь действительностью; она не кладет на лицо жизни белил и румян, но показывает ее в ее естественной, истинной красоте; в поэзии Пушкина есть небо, но им всегда проникнута земля» (В. Г.

Белинский, VII, 339).




Цикл «Повестей Белкина»