«Дар тайнослышанья тяжелый» Ходасевич В

«Дар тайнослышанья тяжелый»

Странно — жить и знать, что был на земле такой поэт Владислав Ходасевич, с аристократической небрежностью бросивший современникам:

Ни грубой славы, ни гонений

От современников не жду,

Но сам стригу кусты сирени

Вокруг террасы и в саду.

Живший во «дни громадных потрясений», он лучше остальных понял, что нет ничего ценнее в мире, чем искусство. И он им занимался. И искусство и культура занимали его больше, чем перестройка целого мира.

В культуре он находил смысл жизни, возможность

порвать «тугую плеву дней».

При всей ампирной холодной ясности и строгости его поэзии у Ходасевича невероятное, фантастическое умение сотворить чудо преображения слова.

Мы живем в мире, где многое разумно, объяснимо и понятно. Сначала облако, потом дождь. Сначала билет на поезд, потом поездка. Чудо — это окошко в иное измерение, дорога к правильному миру.

Поэзия Ходасевича — это постижение чуда методами искусства, а не логики.

Он не верил толпе и был прав. Он был пророком в своих стихах, предсказав России надвигающуюся тьму. Одним из первых он понял, что нация, народ — это не гены, а образ жизни

на земле. Этот уклад, образ жизни, культуру, достоинство русского поэта Ходасевич увез в эмиграцию:

России — пасынок, а Польше

Не знаю сам, кто Польше я,

Но: восемь томиков, не больше

И в них вся родина моя.

Вам — под ярмо подставить выю

Иль жить в изгнании в тоске.

А я с собой свою Россию

В дорожном увожу мешке.

Ходасевич, быть может, первый, кто увидел свет, а также то, что человечество предпочло закрыть глаза, только бы не утруждать себя поисками этого света. Он понял, что цивилизация развивается потому, что человек стремится к физическому и душевному комфорту. Поэтому человек не свободен.

Кто-то поймал нас на крючок. Бог или дьявол? Человечество развивается согласно биологическим, общественным или духовным инстинктам. Поняв это, Ходасевич отказался принимать правила предложенной ему игры:

Счастлив, кто падает вниз головой,

Видит он мир, хоть на миг, но иной.

Он называл свободу суровой. Он утверждал, что пребывание его в мире самодостаточно: «Во мне конец, во мне начало». Он представлял поэтическое творчество — символической дорогой духовного освобождения.

Он и сейчас представляется мне, читателю его стихов, загадочным суровым сфинксом. Он вынырнул в 90-е годы из небытия, из забвения. Этот желчный рыцарь поэзии вернулся на Родину, где, оказалось, его давно ждали:

Быть может, умер я, быть может, —

Заброшен в новый век,

А тот, который с вами прожит,

Был только волн разбег.

И я, ударившись о камни,

Окровавлен, но жив, —

И видится из далека мне,

Как вас несет отлив.

Жизнь в эмиграции обрекла его на полунищенское существование. Далее последовала болезнь и ужасная смерть в больнице.

На его могиле под Парижем на могильном камне написано: «Свободен всегда».


1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


«Дар тайнослышанья тяжелый» Ходасевич В