Действительность и идеал в поэзии Шарля Бодлера
Французского поэта Шарля Бодлера можно считать романтиком жизни. Тогдашняя Франция казалась ему скучным пустым царством буржуа. Это понятие означало для поэта не классовую, а духовную категорию. Бодлер стремится изменить мир.
Сборник стихотворений «Цветы зла» — это духовные поиски современного человека. Мир возникает в образе моря. Изображая действительность как «море засоренных улиц городских», поэт сердцем вливается в другое море — «где сияния много». Не принимая прозаичности будничной жизни, он стремится возвратить
Мой рай зеленый, любовь детская Цветы и поцелуи, забавы и песни, И скрипка, которая в сумраке тоскует и плачет…
А может, рай-идеал — где-то в далеких экзотических странах. А вот как в стихотворении «Путешествие» Бодлер изображает действительность. Это и тиран, и народ, «влюбленный в господствующий кнут», несколько религий, «все наркозное зелье», «что мира нашего подробный инвентарь». И поэт делает вывод:
Этот мир, затиснутый в муторные берега, Представляет образ наш — сегодня, завтра, всегда. Оазисы ужасов среди пустынь скуки.
Итак,
Поэт не только не обращался к Богу за помощью — он демонстративно пренебрегает им и склоняется перед Сатаной. Вместе с тем некоторые черты стиля Бодлера противоречат романтизму: тщательно взвешенная композиция и безупречная форма поэзии. Не воспринимает поэт и романтического понимания природы как источника обновления чувств или средства защиты от цивилизации.
Природа возникает у Бодлера врагом человека. Он ищет вдохновение в «другой природе» — искусственной: в произведениях искусства и человеческого труда.
С Шарля Бодлера начался французский символизм. Он появился как ответ на общий кризис гуманитарной культуры, в частности тогдашнего реализма. Сам же символизм стал «наследником» французских романтиков на практике, а его теория связана с философией Шопенгауэра, Гартмана, Ницше.
С этой короткой справки мы начнем анализ стихотворения «Альбатрос».
Во-первых, тех моряков, которых охватывает тоска или хандра, не нужно понимать непосредственно. Т. е. перед нами не реалистическая зарисовка, а создание символа человечества, которое плывет на своем судне в беспредельности вселенной. Тем не менее, и эта попытка раскрыть смысл слова не является правильной: символ не аллегория.
Он знак, который содержит в себе мир и мировоззрение, содержание и его оценку.
Но удивление не мешает ставить себе вопрос. Почему противопоставлены именно матросы и альбатрос? Так как если небо является домом альбатроса, то люди не морские создания. И та хандра возникает именно потому, что моряк тоскует по суходолу.
Может, имеется в виду, что сами люди оторвались от своей настоящей среды ради искусственных созданий техники, которые не сделали их властителями океана, а лишь успели разорвать связи с матерью-землей… Если альбатрос есть символ поэта, то почему он, который может озирать всю планету, так позорно подвергается на примитивные ухищрения нелетающих созданий? В чем же тогда его пророчество?
Вопрос, вопрос, вопрос… Является ли поэт человеком? Если есть, то почему его символ — птица?
Действительно ли он человек?
Тогда слово для него есть то самое средство, то самое оружие, с помощью которого он может подвести обычного человека хоть на один уровень души выше… Люди его не понимают, и это их вина. Но почему он не скажет им понятным языком те великие секреты, которые открылись в небесах? И это уже его вина.
И скорее поэт считает людей за низких существ, которым недоступны высокие истины небес…
Напрасно я об этом. Известно же, что символисты считали за единое средство развития интуитивное познание мирового единства через скрытое в слове-символе соотношения нашего мира с тем нереальным, высшим, что существует — возможно, в мире, возможно — только в самом поэте. Т. е. поэзия иррациональная, она магическая по своей природе, а стих — это молитва чему-то неизвестному. Так же, как хромание — наследование неуклюжей походки властителя небесных пространств, человеческий язык является пародией на магию слова настоящего поэта.
Тогда анализ это то, чего не хотят поэты-символисты. Необходимо лишь вслушаться в музыку стиха, в его ритмические узоры и ощутить «легкий холод вдохновения». Тогда взлетим.
А пока что ковыляем, стараясь понять то, что нужно ощущать.
Действительность и идеал в поэзии Шарля Бодлера