Досияпабические вирши
Рассматривая повествовательную литературу о «Смуте», мы отмечали, как довольно частое явление, уснащение в нескольких повестях этой эпохи прозаической речи неравносложными рифмующимися строками с глагольными окончаниями.
Этот прием не был, однако, чем-либо принципиально новым. Спорадически он использован был, о чем говорилось ранее, в ряде памятников русской литературы, начиная еще с XI в. Необычна была лишь интенсивность его применения, и уже действительной новостью было включение в прозаическое «Сказание» Авраамия Палицына
Шаховской, автор послания «К некоему другу», заканчивающегося виршами в 26 строк, священник Иван Наседка, написавший большое
При обыске у него нашли написанные им «про всяких людей Московского государства многий укоризны», в том числе за то, что «московские люди сеют землю рожью, а живут будто все ложью… и иные многие укоризненныя слова писаны на виршь». За свое свободомыслие и за вызывающее поведение Хворостинин дважды поплатился монастырской ссылкой. Во время второй ссылки, в 1622-1623 гг., в Кирилло-Белозерский монастырь он «остепенился», «пришел в разум», порвал со своим еретичеством и, прощенный, был возвращен в Москву, где вскоре, в 1625 г., умер, незадолго перед тем постригшись даже в монахи Троице-Сергиева монастыря.
В последние годы своей жизни он, чтобы искупить перед духовной и светской властью свое прошлое, написал несколько полемических сочинений против еретиков, в том числе «Предисловие изложено двоестрочным согласием, краестиховие по буквам» — стихотворный трактат более чем в тысячу строк. Начинается он так:
Красны повести благоверных Нечестия посрамляют эловерных. Яко светлостию сияет звезда. За благоверие даеться святым многая мзда. Яко явственне православннн сне внимали И в божественне закон церковный принимали, Началы богоподобными изрядно сияли, Аки непобедимыя во благочестии стояли.
Красныя зело имуще словеса, Неложны бо их светолепыя чюдеса…
В отличие от позднейшего русского силлабического стихотворства, стремящегося к соблюдению равносложности строк в отдельных стихотворениях, пользующегося одной лишь женской рифмой и выдерживающего цезуру в стихе, стихотворство досиллабическое не знает ни равносложности строк, ни цезуры, употребляет одинаково рифму женскую, мужскую, дактилическую и даже гипердактилическую, заменяя ее часто ассонансами и консонансами. Досиллабическое, как и силлабическое, стихотворство в основном связано с украинско-белорусской стихотворной традицией.
Приведенные выше образцы раннего русского виршевого творчества — на темы повествовательного характера и полемические — все связаны с определенными писательскими именами, принадлежавшими к социальным верхам московского общества. В дальнейшем досиллабические вирши, просуществовавшие в течение всего XVII в. и даже зашедшие в начало XVIII в., когда силлабика давно уже была усвоена выше стоящими культурными слоями, значительно расширили свою тематику, вплоть до любовной, и вошли в обиход широких социальных слоев. Так, досиллабическими виршами в XVII в. написан ряд переложений молитв и хвалебных религиозных песен.
Такими виршами тогда же написан весь «Торжественник», находящийся в одном из сборников, принадлежавших московскому Чудову монастырю. В другом рукописном сборнике XVII в. читается следующая стихотворная похвальба хмеля:
Аще содружитца со мною властелин, И он будет аки глупый поселянин. Аще содружитца со мною власть, Тогда постигнет его вскоре великая напасть. Аще содружитца со мною игумен, Ходить начнет с сумою меж гумен. Аще содружитца со мною протопоп, И он будет глупый пустопоп. Аще содружитца со мною поп, . И он будет аки кабацкой кот.
Аще содружитца со мною чернец, И он будет аки верченой жеребец…
В одной из рукописей XVII в. вслед за «Повестью о высокоумном хмелю» помещено стихотворное «Слово о ленивых и сонливых и упиянчивых», одним из источников которого является указанное выше «Слово Кирилла философа словенского». Отдельные выражения этого последнего произведения повторяются в «Слове о ленивых» почти буквально:
О чадо мое любимое! Рассмотряйтеся и разумейте истину, Не долго спите, не долго лежите, Якожь многажды спати имамы без меры, Добра не добыти, а лиха не избыти, А славы добрые не получнти, А красные ризы не носити, А медвяны чаши не испивати, А своего хлеба не едатн, А богу и князю милу не бывати, А сладости не видати…
Книжные элементы еще явственнее выступают в записях Квашнина, как например в следующей песне:
Свет — моя милая, дорогая Не дала мне на себе нагледетца, На хорошей, прекрасной лик насмотретца. !Я Пойду ли я в чисто поле гуляти, If, Найду ли мастера-живописца И велю списать образ ей на бумаге хорошей, Прекрасной лик на персоне поставлю Я во светлую светлицу…
Досияпабические вирши