«Где оскорбленному есть чувству уголок…»

А. С. Грибоедов вошел в русскую ли­тературу как автор одного произведе­ния. Его комедия «Горе от ума» останет­ся актуальной, до тех пор, пока из нашей жизни не исчезнут карьеризм, чинопочи­тание, сплетни, пока основными ценнос­тями будут нажива, жизнь за счет других, а не за счет собственного труда, пока бу­дут живы охотники угождать и прислужи­ваться.

Все это вечное несовершенство людей и мира великолепно описано в бессмерт­ной комедии. Автор создает целую гале­рею отрицательных образов: Фамусов, Молчалин, Репетилов, Скалозуб и т. д.

Они как бы вобрали в себя все негатив­ные черты современного общества.

Но всем этим героям в одиночку проти­востоит главный герой комедии — Алек­сандр Андреевич Чацкий. Он приехал в Москву, «из дальних странствий возвратясь», только ради Софьи, своей воз­любленной. Но, вернувшись в некогда родной и любимый дом, он обнаружива­ет очень сильные перемены: Софья хо­лодна, высокомерна, раздражительна, она больше не любит Чацкого.

Пытаясь найти ответ на свое чувство, главный герой взывает к прежней любви, которая до его отъезда была взаимной, но все напрасно. Все его попытки вер­нуть прежнюю Софью заканчиваются

ни­чем. На все пылкие речи героя Софья от­вечает: «Ребячество!» С этого начинает­ся драма молодого человека, которая перестает быть личной, а перерастает в столкновение со всем фамусовским обществом.

Главный герой один высту­пает против армии старых «воинов», на­чиная нескончаемую борьбу за новую жизнь и за свою любовь.

Прежде всего, он сталкивается с са­мим Фамусовым. Хозяин дома живет по своим идеалам:

Максим Петрович: он не то на серебре,

На золоте едал; сто человек к услугам…

Совершенно ясно, что и сам Фамусов не отказался бы от такой жизни, потому он и не понимает Чацкого, требующего «службы делу, а не лицам».

Таким образом, любовный и социаль­ный конфликты соединяются, становясь единым целым: для героя личное счастье зависит от отношения общества к нему, а общественные отношения осложнены личными. Такая ситуация оборачивается для Чацкого, по меткому выражению Гон­чарова, «мильоном терзаний».

Если в начале действия Чацкий спокоен и уверен в себе, то в страстном обличи­тельном монологе на балу в доме Фаму­сова он выплескивает свои эмоции:

Нет, нынче свет уж не таков… Вольнее всякий дышит И не спешит вписаться в полк шутов, У покровителей зевать на потолок. Явиться помолчать, пошаркать, пообедать, Подставить стул, поднесть платок.

Его образ трагичен: колкий монолог — следствие непонимания, одиночества и осознания бесполезности всех усилий изменить что-либо к лучшему.

Под тяжестью «мильона терзаний» Чац­кий ломается, перестает следовать здра­вому смыслу. Кроме того, возникают со­вершенно невероятные слухи, которые кажутся нелепыми, но свет охотно пере­дает сплетню о них:

С ума сошел!.. Ей кажется… вот на! Недаром?

Стало быть… с чего б взяла она!

Чацкий не только не опровергает слу­хи, но всеми силами, сам того не ведая, подтверждает их, устраивая сцену на ба­лу, прощаясь с Софьей и разоблачая Молчалина:

Вы правы: из огня тот выйдет невредим, Кто с вами день пробыть успеет, Подышит воздухом одним, И в нем рассудок уцелеет. Вон из Москвы! сюда я больше

Неездок. Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, Гце оскорбленному есть чувству уголок!

В порыве страсти наш герой не раз гре­шит против логики, но во всех его словах есть правда, — правда его отношения к фамусовскому обществу. Он не боится говорить все всем в глаза и обвинять пред­ставителей фамусовской Москвы во лжи, ханжестве, лицемерии. Чацкий сам — яр­кое доказательство того, что отжившее и больное закрывает дорогу молодому и здоровому.

Образ Чацкого как бы не полон, рамки пьесы не позволяют до конца раскрыть всю глубину и сложность натуры этого персонажа. Но с уверенностью можно сказать: Чацкий укрепился в своей вере и в любом случае найдет свой путь в но­вой жизни. И чем больше будет вот таких Чацких на пути Фамусовых, Молчалиных и Репетиловых, тем слабее и тише будут звучать их голоса.


1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


«Где оскорбленному есть чувству уголок…»