Идейный пафос стихотворения «К Чаадаеву»
В поэзии Пушкина тема родины нераздельно слита с темой свободы. Органическое слияние этих тем, составило идейный пафос стихотворения «К Чаадаеву» . К этому времени в России уже сложился психологический тип молодого человека поколения, тип декабриста. В это время уже существовали преддекабристские и первые декабристские тайные кружки и организации. Пламенная любовь к отечеству была отличительной чертой декабристов.
Ярко писал об этом В. К. Кюхельбекер: «…Взирая на блистательные качества, которыми бог одарил народ Русский, народ
Пушкин познакомился и подружился с ним в последний год своего пребывания в Лицее, когда Чаадаев был старше, Пушкина на 5 лет, блестяще образованный гвардейский офицер, человек сильного, гордого характера, обращал на себя общее внимание. В 1821 году Чаадаев вступил в тайное общество декабристов, но вскоре уехал за; границу и никакого участия в деятельности декабристов не принимал. В 1816-1820 гг. он был близок к Пушкину и оказал огромное влияние на формирование мировоззрения молодого поэта. Их дружба была не простой личной привязанностью — это было товарищество единомышленников, их связывало желание совместно участвовать в борьбе за освобождение родины от оков самодержавия.
Оттого такой нежностью проникнута запись, сделанная Пушкиным в дневнике в 1821г.: «Получил письмо от Чаадаева. — Друг мой, упреки твои жестоки и несправедливы; никогда я тебя не забуду. Твоя дружба мне заменила счастье, одного тебя может любить холодная душа моя».
В стихотворении Пушкина «К Чаадаеву» мы видим интереснейший момент становления такой системы условной фразеологии. Возьмем, например, поэтический образ звезды, символически выражающий уверенность поэта в победе революции.
Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!
Стихотворение «К Чаадаеву» овеяно романтикой молодости поэта и его поколения. 1818-1819-1820 гг., как свидетельствуют, в своих «Записках» И. Д. Якушкин и другие декабристы, были годами оживления революционной мысли, восторженного порыва молодежи, стремившейся к революционному подвигу. С гордостью и убежденностью в своей правоте об этом говорил Пестель следственной комиссии по делу декабристов: «Я сделался в душе республиканец и ни в чем не видел большего благоденствия и высшего блаженства для России, как в республиканском правлении.
Когда, с прочими членами, разделяющими мой образ мыслей, рассуждал я о сем предмете, то, представляя себе живую картину всего счастия, коим бы Россия, по нашим понятиям, тогда пользовалась, входили мы в такое восхищение, и, сказать можно, восторг, что я и прочие готовы были не только согласиться, но и предложить все то, что содействовать бы могло к полному введению «и совершенному укреплению и утверждению сего порядка вещей».
(Этот необычайно чистый порыв души декабристского поколения, стремление к подвигу во имя свободы, взрыв революционного патриотизма с громадным подъемом и художественной силой выразил Пушкин в своем стихотворении.
Вполне понятно, что и декабристы питали огромную любовь к творчеству Пушкина. Декабрист И. Д. Якушкин рассказывает о своей встрече с Пушкиным в Каменке в 1820 г.: «Я ему прочел его Мое! «Ура! В Россию скачет…», и он очень удивился, как я его знаю, а между тем все его ненапечатанные сочинения: «Деревня», «Кинжал», «Четверостишие к Аракчееву», «Послание к Петру Чаадаеву» и много других были не только всем известны, но в то время не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии, который не знал их наизусть.
Вообще Пушкин был отголосок своего поколения со всеми его недостатками и со всеми добродетелями».
Глубоко сочувствуя делу декабристов, Пушкин чутко улавливал определенную закономерность в их поражении. Все это придало особую философичность и значимость его лирике. В борении различных чувств и переживаний, горьких, порой трагических раздумий о назначении жизни этого «случайного» и «напрасного» дара, в лирике 20-30-х годов в конечном счете всегда торжествуют светлые, чисто пушкинские, оптимистические ноты.
Идейный пафос стихотворения «К Чаадаеву»