Иосифлянские жития XV века

Ереси и «стригольников» и «жидовствующих» в основе своей имели социальную и политическую подкладку. Энгельс в «Крестьянской войне в Германии» писал о том, что в обстановке средневековья «все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все революционные — социальные и политические — доктрины должны были по преимуществу представлять из себя одновременно и богословские ереси. Для того чтобы возможно было нападать на существующие общественные отношения, нужно было сорвать с них ореол

святости».

Как в отношении ереси «стригольников», так и в отношении ереси «жидовствующих» в значительной мере применимо то, что Энгельс говорил о ереси средневековых городов, отражавшей бюргерскую оппозицию: «Ересь городов — а она собственно является официальной ересью средневековья,- писал он,- была направлена против попов, на богатства и политическое положение которых она и нападала. Подобно тому, как в настоящее время буржуазия требует gouvernement a bon marche, дешевого правительства, точно так же и средневековые бюргеры требовали прежде всего eglise a bon marche, дешевой церкви» .

Ересь «жидовствующих»

сильно всколыхнула умы русского общества. Памятники свидетельствуют о том, что религиозная смута, возбужденная ересью, была очень значительна: повсюду «и на торжищах, и в домех о вере любопрение творяху и сомнение имяху». В ереси «жидовствующих» обнаружился тот критический элемент, которого не хватало иосифлянам и который присутствовал в практике заволжских старцев. Возглавлявшие еретическое движение были люди по тому времени образованные, имевшие свою литературу.

Так, например, от них дошли до нас «Логика» ученого еврея Маймонида, «Шестокрыл», астрологические сочинения, т. е. такая литература, которая во всяком случае расширяла горизонт древнерусского читателя и будила его критическую мысль. Отсюда та терпимость к «жидовствующим», которая была у заволжских старцев. Те и другие сходились, во-первых, в своем отрицательном отношении к монастырскому землевладению; во-вторых, заволжцев роднила с «жидовствующими» критическая установка на то, что сплошь считалось «божественным писанием», которой не было у иосифлян.

Иосифляне в своем некритическом отношении к писанию все написанное считали авторитетным, если только оно в какой-либо степени соответствовало их интересам.

Они часто не различали канонических книг от апокрифических; у них не было и той строгой аргументации, которая являлась результатом критического отношения к материалу, т. е. не было той дисциплины мысли, какая была и у заволжских старцев и у еретиков.

Существенным результатом борьбы официальной церкви с ересью «жидовствующих» было появление полного свода библейских книг, отсутствовавшего до тех пор на Руси. Так как «жидов-ствующие» в своей пропаганде опирались в значительной мере на библейские тексты, то для противодействия еретикам их противникам необходимо было самим обладать достаточно исправным текстом Библии во всем ее объеме. Это предприятие было осуществлено активным борцом с ересью новгородским архиепископом Геннадием в период с 1498 до 1499 г., причем использованы были не только старые переводы библейских текстов с греческого языка, но и новые, специально предпринятые — с латинского и отчасти с еврейского и немецкого языков.

Две основные церковно-монастырские группировки — иосифлян и заволжских старцев — определили собой в XV и XVI вв. характерные особенности идейного содержания житийной литературы. В зависимости от того, к какой из этих двух группировок принадлежал автор житийной повести, внутреннее содержание ее, сказывавшееся в облике святого и в общей ее направленности, было различно.

В одних житиях святой в своем мировоззрении и в своей практике выступал как приверженец внешнего, чисто обрядового благочестия и «божественного писания», вообще критически не осмысленного, часто смешиваемого с апокрифом и легендой, защитником права монастырей на обогащение земельными угодьями и денежными капиталами, непримиримым противником еретиков и всех инакомысливших, сторонником светской власти и апологетом политической мощи московского князя.

Таковы иосифлянские жития XV в., например житие Пафнутия Боровского, написанное братом Иосифа Волоцкого Вассианом Саниным, и др.

В других житиях у святого на первый план выдвигалось стремление к внутреннему самосовершенствованию и критическое отношение к «писанию», заставлявшее его строго отделять подлинно авторитетное с точки зрения христианской догматики от всего сомнительного, отрицательное отношение к монастырскому «стяжательству», терпимость к еретикам и сочувствие закабаленному крестьянству, наконец, сдержанное отношение к великокняжеской и вообще светской власти — все это как результат тесной связи заволжского монашества с ущемленной экономически и политически и потому оппозиционно настроенной княжеско-боярскои группировкой, которая оттеснялась постепенно входившей в силу группировкой дворянской, социально смыкавшейся с иосифлянством. Такой тип святого фигурирует в житиях Дмитрия Прилуцкого, Дионисия Глушицкого и др., созданных в среде заволжских старцев.




Иосифлянские жития XV века