Какова Татьяна Пушкина в романе «Евгений Онегин»
Среди этого мира нравственно увечных явлений изредка удаются истинно колоссальные исключения, которые всегда дорого платятся за свою исключительность и делаются жертвами собственного своего превосходства. Такова Татьяна Пушкина. Вы коротко знакомы с почтенным семейством Лариных. Отец не то, чтобы уж очень глуп, да и не совсем умен; не то, чтоб человек, да и не зверь, а что-то вроде полипа, принадлежащего в одно и то же время двум царствам природы — растительному и животному.
Бывают на свете такие люди, в жизни и счастии которых смерть не
До замужества она обожала Ричардсона, не потому, что про’ла его, а потому, что от своей московской кузины наслышалась о Грандисоне. Помолвленная за Ларина, она втайне вздыхала о другом. Но ее повезли к венцу, не спросившись ее совета.
В деревне мужа она сперва терзалась и рвалась, а потом привыкла к своему положению и даже стала им довольна, особенно с тех пор, как постигла тайну самовластно управлять мужем.
Словом, Ларины жили чудесно, как живут
И вот круг людей, среди которых родилась и выросла Татьяна. Правда, тут были существа, резко отделявшиеся от этого круга,- сестра Татьяны Ольга и жених последней, Ленский. Но и не этим существам было понять Татьяну. Она любила их просто, сама не зная за что, частию по привычке, частию потому, что они еще не были пошлы; но она не открывала им внутреннего мира души своей; какое-то темное, инстинктивное чувство говорило ей, что они — люди другого мира, что они не поймут ее…
Натура Татьяны немногосложна, но глубока и сильна. В Татьяне нет этих болезненных противоречий, которыми страдают слишком сложные натуры. Татьяна создана как будто из одного цельного куска, без всяких приделок и примесей.
Вся жизнь ее проникнута тою цельностью, тем единством, которое в мире искусства составляет высочайшее достоинство художественного произведения. Страстно влюбленная деревенская девушка, потом светская дама, Татьяна во всех положениях жизни всегда одна и та же: портрет ее в детстве, так мастерски написанный поэтом, впоследствии является только развившимся, но не изменившимся…
Задумчивость была ее подругою с колыбельных дней, украшая однообразие ее жизни; пальцы Татьяны не знали иглы, и даже ребенком она не любила кукол, и ей чужды были детские шалости; ей больше нравились страшные рассказы в зимний вечер. И потому она скоро пристрастилась к романам, и романы поглотили всю жизнь ее.
Итак, летние ночи посвящались мечтательности, зимние — чтению романов — и это среди мира, имевшего благоразумную привычку громко храпеть в это время! Какое противоречие между Татьяною и окружающим ее миром! Татьяна — это редкий, прекрасный цветок, случайно выросший в расселине дикой скалы. Повторяем, Татьяна — существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная. Любовь для нее могла быть или величайшим блаженством, или величайшим бедствием жизни, без всякой примирительной середины…
Счастливая жена, Татьяна спокойно, но тем не менее страстно и глубоко любила бы своего мужа, вполне пожертвовала бы собою детям, вся отдалась бы материнским обязанностям… и в этой жертве, в строгом выполнении своих обязанностей, нашла бы свое величайшее наслаждение, свое верховное блаженство.
И вдруг является Онегин. Он весь окружен тайною; его аристократизм, его светскость, неоспоримое превосходство над всем этим спокойным и пошлым миром, среди которого он явился таким метеором, его равнодушие ко всему, странность жизни — все это произвело таинственные слухи, которые не могли не воздействовать на фантазию Татьяны, не — могли не расположить, не подготовить ее к решительному эффекту первого свидания с Онегиным. И она увидела его, и он предстал перед нею молодой, красивый, ловкий, блестящий, равнодушный,, скучающий, загадочный, непостижимый, весь неразрешимая тайна для ее неразвитого ума, весь обольщение для ее дикой фантазии.
Есть существа, у которых фантазия имеет гораздо большее влияние на сердце, нежели как думают об этом. Татьяна была из таких существ.
Замечательно, с каким усилием старается поэт оправдать Татьяну за ее решимость написать и послать это письмо: видно, что поэт слишком хорошо знал общество, для которого писал…
За что ж виновнее Татьяна? За то ль, что в милой простоте Она не ведает обмана И верит избранной мечте? За то ль, что любит без искусства, Послушная влеченью чувства, Что так доверчива она, Что от небес одарена Воображением мятежным, Умом и волею живой, И своенравной головой, И сердцем пламенным и нежным?
Ужели не простите ей Вы легкомыслия страстей?
Посещение дома Онегина и чтение его книг приготовили Татьяну к перерождению из деревенской девочки в светскую даму, которое так удивило и поразило Онегина.. .
Теперь перейдем прямо к объяснению Татьяны с Онегиным. В этом объяснении все существо Татьяны выразилось вполне. В этом объяснении высказалось все, что составляет сущность русской женщины с глубокой натурой, развитою обществом,- все: и пламенная страсть, и задушевность простого, искреннего чувства, и чистота, и святость наивных движений благородной натуры, и резонерство, и оскорбленное самолюбие, и тщеславие добродетелью, под которой замаскирована рабская боязнь общественного мнения.
Татьяна не любила света и за счастие почла бы навсегда оставить его для деревни; но пока она в свете — его мнение всегда будет ее идеалом и страх его суда всегда будет ее добродетелью…
.. .Я вас прошу, меня оставить; Я знаю: в вашем сердце есть И гордость и прямая честь. Я. вас люблю, Но я другому отдана; Я буду век ему верна.
Вот истинная гордость женской добродетели! Вечная верность — кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освещаемые любовью, в высшей степени безнравственны…
Но у нас как-то все это клеится вместе: поэзия — и жизнь, любовь и -‘брак по расчету, жизнь сердцем — и строгое исполнение внешних обязанностей, внутренне ежечасно нарушаемых. . . Жизнь женщины по преимуществу сосредоточена в жизни сердца; любить — значит для нее жить, а жертвовать — значит любить. Для этой роли создала природа Татьяну; но общество пересоздало ее.»
Какова Татьяна Пушкина в романе «Евгений Онегин»