Краткое содержание «Антоновские яблоки» Бунина И. А
I
Ранняя погожая осень. Прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтание дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу. Всюду сильно пахнет яблоками, тут — особенно. Около шалаша вырыта земляная печка.
В полдень в ней варится великолепный кулеш с салом, вечером греется самовар, и по саду, между деревьями, расстилается длинной полосой голубоватый дым. В праздничные дни здесь — целая ярмарка. Толпятся бойкие девки-однодворки,
К ночи становится холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой. Темнеет. И вот еще запах: в саду костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых веток.
В темноте, в глубине сада — сказочная картина: в уголке сада багровое
Дрожь переходит в шум, растет, и вот, как будто уже за самым садом, ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча, несется поезд… ближе, ближе, все громче и сердитее… И вдруг начинает стихать, глохнуть, точно уходя в землю… А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды.
Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездьями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому… Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!
II
На ранней заре, когда еще кричат петухи и по-черному дымятся избы, распахнешь, бывало, окно в прохладный сад, наполненный лило-ватым туманом, сквозь который ярко блестит утреннее солнце* и не утерпишь — велишь поскорее заседлывать лошадь, а сам побежишь умываться на пруд — и на охоту. Осень — пора престольных праздников, и народ в это время прибран, доволен, вид деревни совсем не тот, что в другую пору. Если же год урожайный, так в деревне совсем и не плохо.
К тому же наши Выселки спокон веку, еще со времен дедушки, славились «богатством». Дворы в Выселках кирпичные, строенные еще дедами. У богатых мужиков избы были в две-три связи, потому что делиться еще не было моды.
В таких семьях водили пчел, гордились жеребцом и усадьбы держали в порядке. Склад средней дворянской жизни еще и на моей памяти, — очень недавно, — имел много общего со складом богатой мужицкой жизни по своей домовитости и сельскому благополучию. Такова, например, была усадьба тетки Анны Герасимовны. Крепостного права я не знал и не видел, но, помню, у тетки чувствовал его.
Из длинной почерневшей людской выглядывают последние могикане дворового сословия — какие-то ветхие старики и старухи, дряхлый повар в отставке, похожий на Дон-Кихота. Все они подтягиваются и низко-низко кланяются, когда въезжаешь во двор. Сад у тетки славился своею запущенностью, соловьями и яблоками, а дом — крышей. Мне его передний фасад представлялся всегда живым: точно старое лицо глядит из-под огромной шапки впадинами глаз,- окнами с перламутровыми от дождя и солнца стеклами.
И уютно чувствовал себя гость в этом гнезде под бирюзовым осенним небом! Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах. Всюду тишина и чистота. И вот слышится покашливание: выходит тетка.
Выйдет она важно, но приветлива, и сейчас же под бесконечные разговоры про старину начинают появляться угощения: сперва яблоки, а потом удивительный обед. Окна в сад подняты, и оттуда веет прохладой…
III
За последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков — охота. Прежде такие усадьбы, как у Анны Герасимовны, были не редкость. Некоторые из усадеб еще сохранились, но в них нет уже жизни… Нет троек, нет верховых, нет гончих и борзых собак, нет дворни и нет самого обладателя всего этого — помещика-охотника, вроде моего покойного шурина Арсения Семеныча. С конца сентября наши сады и гумна пустели, погода круто менялась.
Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи.
Из такой трепки сад выходил почти обнаженным, каким-то притихшим, смирившимся… Но зато как красив он был, когда наступала ясная погода. Прощальный праздник осени! Черный сад будет сквозить на холодном бирюзовом небе и покорно ждать зимы, пригреваясь в солнечном свете.
А поля уже резко чернеют пашнями и ярко зеленеют озимыми… Пора на охоту! Собирается много народу. А на дворе трубит рог и завывают собаки.
Я сейчас еще помню, как жадно и емко дышала молодая грудь холодом ясного и сырого дня под вечер. Едешь на злом и сильном «киргизе», крепко сдерживая его поводьями. Тявкнула где-то вдалеке собака, ей страстно ответила другая — и вдруг лес загремел от бурного лая и крика. Крепко грянул среди этого гама выстрел — и все «заварилось» и покатилось куда-то вдаль. Погоня.
Только деревья мелькают перед глазами да лепит в лицо грязь из-под копыт лошади. Выскочишь из лесу, увидишь зверя, кинешься ему наперерез, пока не скроется из глаз стая вместе с бешеным лаем и стоном. Тогда, весь мокрый и дрожащий от напряжения, осадишь лошадь и жадно глотаешь ледяную сырость лесной долины. Вдали замирают крики и лай собак, а вокруг тебя мертвая тишина. Крепко пахнет из оврагов грибной сыростью, перегнившими листьями и мокрой древесной корою.
Пора на ночевку. Случалось, что у гостеприимного соседа охота жила по нескольку дней. На ранней утренней заре, по ледяному ветру и первому зазимку, уезжали в леса и в поле, а к сумеркам опять возвращались, все в грязи. И начиналась попойка. После водки и еды чувствуешь такую сладкую усталость, такую негу молодого сна, что как через воду слышишь говор.
Когда случалось проспать охоту, отдых был особенно приятен. Во всем доме — тишина. Впереди — целый день покоя в безмолвной уже по-зимнему усадьбе. Не спеша оденешься, побродишь по саду, найдешь в мокрой листве случайно забытое холодное и мокрое яблоко, и почему-то покажется оно необыкновенно вкусным.
Потом примешься за книги… А вот журналы с именами Жуковского, Батюшкова, лицеиста Пушкина. И с грустью вспомнишь бабушку, ее полонезы на клавикордах, чтение из «Евгения Онегина». И старинная мечтательная жизнь встанет перед тобой.
Хорошие девушки и женщины жили когда-то в дворянских усадьбах!
IV
Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Наступает царство мелкопоместных, обедневших до нищенства. Я вижу себя снова в деревне.
Целый день я с ружьем скитаюсь по пустым равнинам. Дни стоят синеватые, пасмурные. Голодный и прозябший, возвращаюсь я в усадьбу, и на душе становится так тепло и отрадно, когда замелькают огоньки Выселок и потянет из усадьбы дымом. Помню, у нас любили в доме в эту пору «сумерничать», не зажигать огня и вести в полутемноте беседы.
Зазимок, первый снег! Наступает зима. И вот опять, как в прежние времена, съезжаются мелкопоместные друг к другу, пьют на последние деньги, по целым дням пропадают в снежных полях.
А вечером на каком-нибудь глухом хуторе далеко светятся в ночи окна флигеля… Плавают клубы дыма, настраивается гитара.
Краткое содержание «Антоновские яблоки» Бунина И. А