Краткое содержание поэмы «Цыганы» Пушкина А. С

«Цыганы шумною толпой

По Бессарабии кочуют…»

Поэма начинается описанием вольного быта цыган. Затем рисуется картина ночного табора. В одном из шатров не спит старик и «в поле темное глядит»: ждет к ужину свою дочь Земфиру, которая «пошла гулять в пустынном поле», так как «привыкла к резвой воле».

Ho вот она; за нею следом

По степи юноша спешит;

Цыгану вовсе он неведом.

«Отец мой, — дева говорит, —

Веду я гостя; за курганом

Его в пустыне я нашла

И в табор на ночь зазвала.

Он хочет быть

как мы цыганом;

Его преследует закон,

Ho я ему подругой буду.

Его зовут Алеко — он

Готов идти за мною всюду».

Старик принимает юношу. Наутро табор снимается и отправляется в путь:

И стар и млад вослед идут;

Крик, шум, цыганские припевы,

Медведя рев, его цепейНетерпеливое бряцанье,

Лохмотьев ярких пестрота, Детей и старцев нагота,

Собак и лай и завыванье,

Волынки говор, скрып телег,

Все скудно, дико, все нестройно,

Ho все так живо-неспокойно,

Так чуждо мертвых наших нег,

Так чуждо этой жизни праздной,

Как песнь рабов однообразной!

Однако несмотря на простор и

волю расстилающюся кругом, а также на то, что рядом черноокая красавица Земфира, Алеко печален. Он не видит всех этих красот, великолепие жизни от него скрыто:

Подобно птичке беззаботной

И он, изгнанник перелетный,

Гнезда надежного не знал

И ни к чему не привыкал.

Ему везде была дорога,

Везде была ночлега сень,

Проснувшись поутру, свой деньОн отдавал на волю бога,

И жизни не могла тревогаСмутить его сердечну лень.

Его порой волшебной славыМанила дальная звезда;

Нежданно роскошь и забавы

К нему являлись иногда —

Над одинокой головою

И гром нередко грохотал;

Ho он беспечно под грозою

И в ведро ясное дремал. —

И жил, не признавая властиСудьбы коварной и слепой —

Ho боже! как играли страстиЕго послушною душой!

С каким волнением кипели

В его измученной груди!

Давно ль, на долго ль усмирели?

Они проснутся: погоди!

Земфира спрашивает Алеко, не не жалеет ли он об оставленной родине, о близких. Алеко отвечает, что ему не о чем жалеть — ему не по душе «неволя душных городов», где «люди, в кучах за оградой, не дышут утренней прохладой, ни вешним запахом лугов; любви стыдятся, мысли гонят, торгуют волею своей, главы пред идолами клонят и просят денег да цепей».

Земфира возражает, что «там огромные палаты, там разноцветные ковры, там игры, шумные пиры, уборы дев там так богаты!» Алеко отвечает, что она лучше всех этих дев, к тому же «где нет любви, там нет веселий».

Старик, слышащий разговор, замечает, что «но не всегда мила свобода тому, кто к неге приучен «, то есть что не каждый человек готов воспринять свободу. Он рассказывает преданье об одном «жителе полудня», который попал к ним в изгнанье. Он был уже не молод, «имел он песен дивный дар», но «слаб и робок был, как дети», «чужие люди за него зверей и рыб ловили в сети», к «заботам жизни бедной» он так никогда и не привык, весь остаток дней он тосковал, да «горьки слезы проливал», а по смерти завещал свои останки увезти на родину. Алеко думает о преходящести славы, о ее бренности — с одной стороны Рим, «певец любви, певец богов», а с другой — «цыгана дикого рассказ».

Проходит два года. Цыгане по-прежнему кочуют «мирною толпой»; Алеко постепенно привыкает к «бытью цыганскому». Он даже «с пеньем зверя водит, Земфира поселян обходит и дань их вольную берет».

Старик, Алеко и Земфира на ночлеге. Земфира качает люльку п поет песню:

Старый муж, грозный муж,

Режь меня, жги меня:

Я тверда; не боюсь

Ни ножа, ни огня.

Ненавижу тебя,

Презираю тебя;

Я другого люблю,

Умираю любя.

Алеко слышит и прерывает ее, говоря, что он «диких песен не любит». Земфира отвечает, что песню для себя поет, и продолжает:

Режь меня, жги меня;

He скажу ничего;

Старый муж, грозный муж,

He узнаешь его.

Он свежее весны,

Жарче летнего дня;

Как он молод и смел!

Как он любит меня!

Как ласкала его

Я в ночной тишине

Как смеялись тогда

Мы твоей седине!

Алеко вновь просит Земфиру замолчать и добавляет, что понял ее песню. Земфира отвечает, что песня действительно про него, и уходит.

Старик говорит, что это старинная песня и что ее «певала Мариула, перед огнем качая дочь».

Ночью Земфира будит старика, говорит, что Алеко во сне рыдает, кричит, произносит «Земфира».

Старик замечает: «Тебя он ищет и во сне: ты для него дороже мира». На это Земфира отвечает, что «его любовь постыла мне. Мне скучно; сердце воли просит».

Земфира будит Алеко, прерывая его кошмары. Алеко говорит, что ему снились страшные вещи, Земфира в ответ советует не верить «лукавым сновиденьям».

Алеко:

Ax я не верю ничему:

Ни снам, ни сладким увереньям,

Ни даже сердцу твоему.

Оставшись наедине с Алеко, старик спрашивает:

О чем, безумец молодой,

О чем вздыхаешь ты всечасно?

Здесь люди вольны, небо ясно,

И жены славятся красой.

He плачь: тоска тебя погубит.

В ответ на жалобы Алеко, что Земфира его не любит, старик отвечает:

Утешься, друг: она дитя.

Твое унынье безрассудно:

Ты любишь горестно и трудно,

А сердце женское — шутя.

Взгляни: под отдаленным сводомГуляет вольная луна;

На всю природу мимоходом

Равно сиянье льет она.

Заглянет в облако любое,

Его так пышно озарит —

И вот — уж перешла в другое;

И то недолго посетит.

Кто место в небе ей укажет,

Примолвя: там остановись.

Кто сердцу юной девы скажет:

Люби одно, не изменись.

Утешься.

Алеко продолжает сокрушаться, вспоминать счастливые минуты любви.

Старик рассказывает ему свою собственную историю. Он в молодости любил девушку, добивался ее и наконец «назвал своею».

Ах, быстро молодость мояЗвездой падучею мелькнула!

Ho ты, пора любви, минула

Еще быстрее: только год

Меня любила Мариула.

Однажды близ Кагульских водМы чуждый табор повстречали;

Цыганы те — свои шатрыРазбив близ наших у горыДве ночи вместе ночевали.

Они ушли на третью ночь, —

И, брося маленькую дочь,

Ушла за ними Мариула. —

Я мирно спал — заря блеснула,

Проснулся я, подруги нет!

Ищу, зову — пропал и след —

Тоскуя, плакала Земфира,

И я заплакал — с этих порПостыли мне все девы мира;

Меж ими никогда мой взорHe выбирал себе подруги —

И одинокие досуги

Уже ни с кем я не делил. —

Алеко:

Да как же ты не поспешилТот час во след неблагодарной

И хищникам и ей коварнойКинжала в сердце не вонзил?

Старик:

К чему? вольнее птицы младость;

Кто в силах удержать любовь?

Чредою всем дается радость;

Что было, то не будет вновь.

Алеко:

Я не таков. Нет, я не споряОт прав моих не откажусь!

Или хоть мщеньем наслажусь.

О нет! когда б над бездной моряНашел я спящего врага,

Клянусь, и тут моя нога

He пощадила бы злодея;

Я в волны моря, не бледнея,

И беззащитного б толкнул;

Внезапный ужас пробужденья

Свирепым смехом упрекнул,

И долго мне его паденьяСмешон и сладок был бы гул.

Земфира на свиданье с молодым цыганом. Она торопится домой, так как ее муж «ревнив и зол». Цыган не отпускает, наконец Земфира вырывается, пообещав, что придет следующей ночью.

Ночью Алеко просыпается и, не найдя рядом Земфиры, идет по следу и натыкается на влюбленных. Земфира кричит цыгану, чтобы он бежал, но Алеко вонзает в него нож со словами, обращенными к Земфире: «Теперь дыши его любовью».

Земфира:

Нет, полно, He боюсь тебя! —

Твои угрозы презираю,

Твое убийство проклинаю.

Алеко:

Умри ж и ты!

Земфира:

Умру любя…

Наступает утро. Алеко сидит на камне перед простертыми трупами. Пробудившиеся цыгане окружают его. Потом поднимают мертвых, роют могилы и погребают их, Алеко в отчаянии падает и лежит на земле,

Тогда старик, приближась, рек:

«Оставь нас, гордый человек.

Мы дики; нет у нас законов.

Мы не терзаем, не казним —

He нужно крови нам и стонов —

Ho жить с убийцей не хотим,..

Ты не рожден для дикой доли,

Ты для себя лишь хочешь воли;

Ужасен нам твой будет глас —

Мы робки и добры душою,

Ты зол и смел — оставь же нас,

Прости, да будет мир с тобою».

Цыгане уходят.

Эпилог

Волшебной силой песнопенья

В туманной памяти моей

Так оживляются виденья

То светлых, то печальных дней,

В стране, где долго, долго браниУжасный гул не умолкал,

Где повелительные граниСтамбулу русский указал,

Где старый наш орел двуглавыйЕще шумит минувшей славой, Встречал я посреди степейНад рубежами древних становТелеги мирные цыганов»

Смиренной вольности детей.

За их ленивыми толпами

В пустынях часто я бродил,

Простую пищу их делил

И засыпал пред их огнями,

В походах медленных любилИх песен радостные гулы —

И долго милой Мариулы

Я имя нежное твердил.

Ho счастья нет и между вами,

Природы бедные сыны!..

И под издранными шатрамиЖивут мучительные сны.

И ваши сени кочевые

В пустынях не спаслись от бед,

И всюду страсти роковые,

И от судеб защиты нет.


1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


Краткое содержание поэмы «Цыганы» Пушкина А. С