КТО КРОЕТСЯ В ДЕТАЛЯХ

КТО КРОЕТСЯ В ДЕТАЛЯХ

Иногда в ткань повествования прозаик вплетает мета­форическое зерно всей концепции: найди, раскрой и — пой­ми авторское отношение к ситуации.

В «Капитанской дочке», например, такое зерно — сказ­ка об Орле и Вороне: именно в позиции Орла скрывается и суть пугачевщины, и принципиальное отличие жизнен­ной программы Гринева. В «Анне Карениной» такое зерно — в сцене гибели лошади Фру-Фру на скачках: Вронский, совсем не желая зла, просто неосторожно опускается ей на хребет во время бешеной скачки, и вот

уже красавица Фру-Фру в пене и мыле содрогается в последних конвульсиях на бе­говой дорожке. Точно так же, нехотя, по душевной неосто­рожности, Вронский убьет Анну. В «Живи и помни» Распу­тина космическая вина главного героя раскрыта писателем в сцене убийства теленка: незачем, из пустой обиды на весь мир, мужик, только что любовавшийся коровой и телком, вдруг вступает в хитрый поединок с животными и, естест­венно, побеждает.

Точно так, из пустой обиды на весь мир, он совершает первый из череды одинаковых поступков, которые в результате погубят и безответную Настену, и ее нерожденного сына.

Хрестоматийная

фраза Чехова о ружье, которое, будучи повешенным на стену в первом акте, обязано выстрелить в последнем, — непреложный закон реалистического лите­ратурного творчества. В деталях кроется не только дьявол, но и художественная правда. Или художественная ложь. В плохих книжках детали либо вовсе отсутствуют, либо

Ни о чем не говорят, либо откровенно диссонируют с об­щим ходом повествования. В хороших — деталь обязатель­но наполнена смыслом и вплетена в общую концепцию. Художественная деталь — это то ружье, которое никогда не вешают зря в первом акте и не забывают из него выстре­лить в последнем. «Недремлющий брегет» Онегина, халат и домашние туфли Обломова.

Детали в поэзии, и особенно в пейзажной, вообще осо­бая статья.

Пейзаж в лирике существует с незапамятных времен. Это в прозу описания природы пришли чуть ли не в XIX веке, и то — преимущественно с утилитарными целями, рабо­тающими на прояснение душевных переживаний героев романов и повестей. В поэзии же пейзаж сам по себе — весьма и весьма частый гость.

Изумительны пушкинские пейзажи: емкие, не пере­груженные деталями, они настолько узнаваемы и всеобъ­емлющи, что его «мороз и солнце», «в багрец и золото одетые леса», «на хмуром небе мгла носилась» — все это видел каждый из нас, с восхищением узнавая свою природу в пушкинских строчках и пушкинские строчки в картинках родной околицы.

Хрустальны пейзажи Фета: тонкая, ненавязчивая звуко­пись, при­глушенные, пастельные краски, простота и искренность открытых взору картин… Пейзаж Фета неуловим и призрачен, читателю дано полное читательское право додумать, дофантазировать, дорисовать картинку своими собственными, дорогими сердцу, деталями.

Один из самых захватывающих пейзажей русской лите­ратуры — бунинский. Здесь ничего не додумаешь, ничего не узнаешь. Детализирующий слой этих поэтических поло­тен настолько подробен и скрупулезен, что перед каждым читающим во всей своей полноте и богатстве оттенков развернется только один пейзаж — бунинский. Без вариан­тов — мы увидим мир именно так и именно таким, каким его увидел и запечатлел Бунин:

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Или:

Молчит и внемлет белая долина.

И все победней ярче и пышней

Горит, дрожит и блещет хвост павлина

Стоцветными алмазами над ней.

И даже так:

Лес, точно терем расписной,

Лиловый, золотой, багряный,

Веселой, пестрою стеной Стоит над светлою поляной.

Березы желтою резьбой Блестят в лазури голубой,

Как вышки, елочки темнеют,

А между кленами синеют

То там, то здесь в листве сквозной

Просветы в небо, что оконца.

Лес пахнет дубом и сосной,

За лето высох он от солнца,

И Осень тихою вдовой Вступает в пестрый терем свой.




КТО КРОЕТСЯ В ДЕТАЛЯХ