Лирические отступления в романе «Мертвые души» диалог о дисгармонии мира
В одиннадцатой главе романа «Мервые души» автор знакомит нас с биографией героя. Такое необычное построение книги имело свои основания. Сама по себе необычность дела, которым занимается Чичиков, побуждала автора до поры до времени не раскрывать тайну его происхождения. Избранная Гоголем композиционная структура толкала его к тому, чтобы вывести биографию Чичикова за рамки сюжета, ибо прошлое героя с сюжетом произведения формально не связано. Поэма, если говорить о ее сюжетных границах, кончается, в сущности, в десятой главе решением
Биография героя включена в повествование как вставная новелла. Таких новелл в «Мертвых душах» много.
«Повесть о капитане Копейкине», притча о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче, рассказы о правителе канцелярии Иване Петровиче, о дяде Митяе и дяде Миняе и т. д. Эти эпизоды — вне сюжета книги, но каждый из них играет в ней весьма существенную роль. Все вместе они создают то ощущение полноты и естественности течения жизни, передать которое стремился Гоголь. Гоголь отмечает «темное и скромное происхождение» своего героя.
Отец его — из каких-то захудалых дворян.
И для этого он не щадит сил и не гнушается никакими средствами. Судьба наделила его неслыханной энергией и упорством. Закончив училище с похвальной грамотой да унаследовав от умершего в то время отца нехитрый скарб, пустился Чичиков в плавание по жизни.
И здесь-то во всю ширь развернулась его натура. Начал он с малого. Служба в казенной палате давала пустяковое жалованье. Стиснув зубы, Чичиков жарко взялся за дело. Прекрасна новелла о старом повытчике с непроницаемым, черство-мраморным лицом, с характером бесчувственным и непреступным.
Павлу Ивановичу удалось растопить сердце этого человека, а затем и жестоко обмануть его. Это было первое серьезное испытание в судьбе молодого Чичикова. Он переступил через трудный нравственный порог и убедился в том, что успех в жизни может быть достигнут тем скорее и легче, чем свободнее человек от сковывающих его принципов морали, чести, порядочности.
Павел Иванович никогда не ощущал на себе власть этих принципов.
Но теперь он окончательно убедился в том, что они мешают и вредят тем, кто твердо решил отвоевать место под солнцем. И кто знает, как далеко в этом направлении развернулась бы деятельность нашего героя, если бы неожиданно не был смещен прежний начальник-тюфяк и на его место не посадили бы нового, из военных, начавшего решительную войну против взяточников и всяческой неправды.
И хотя новый начальник пошел вскоре по пути всех предшествующих начальников, однако же Чичикова он почему-то люто невзлюбил. И пришлось ему искать новое место. Но здесь — интересная деталь.
В манере гоголевского письма была особенность: о важном и значительном писатель нередко сообщал так, как если бы речь шла о совершенных пустяках.
Вместе с тем Гоголь видел в малом большое. Он умел так показать какую-нибудь ничтожную житейскую мелочь, чтобы сквозь нее проглядывала мысль о судьбах человечества. С этой особенностью поэтики Гоголя мы встречаемся не только в «Мертвых душах».
Обратим внимание: новый начальник комиссии вспугнул всю компанию лихоимцев, вспугнул «всех до одного». Прибыл честный человек, и, казалось, не будет теперь пощады ни одному прохвосту. Но прошло мало времени, и «генерал скоро очутился в руках еще больших мошенников».
Это сказано вскользь, как бы мимоходом. Но мы чувствуем здесь отсвет глубокой мысли писателя. Искоренение общественных зол вовсе не зависит от злой или доброй воли начальников.
При определенных условиях даже самые праведные начальники становятся орудием неправды.
Судьба Чичикова — трудная, и не лишена она по-своему драматизма. Сколько энергии и усилий было затрачено им — и все впустую! Жизнь приходилось начинать сызнова. И так всякий раз — взлеты и крушения неотвратимо сменяли друг друга. После катастрофы в комиссии Чичиков решил «снова начать карьеру».
Переехал он в новый город, сменил несколько должностей, показавшихся ему какими-то грязными и низменными. А ведь Павел Иванович был «самый благопристойный человек, который когда-либо существовал в свете».
Рассуждения о благопристойности Чичикова, конечно, ирония. Но гоголевская сатира очень своеобразна. В ней нет того негодующего сарказма, которыми разила своих противников, скажем, сатира Щедрина. Гоголевский «смех сквозь слезы» имел иную идейную и художественную природу. «Громада бедствий», всякий раз обрушивающаяся на голову Чичикова, по-видимому, должна была усмирить и остудить его навсегда. Но не такой был нрав у Павла Ивановича.
Каждое новое постигавшее его испытание было страшнее предшествующего.
Вместе с тем закалялось его сердце, твердела его воля, и не мог он заставить себя отказаться от новых попыток испытать фортуну. Его раздумья отдавали порой горечью и обидой: почему же бедам подвержен именно он? «Кто же зевает теперь на должности? все приобретают». И снова вторгается иронический голос автора, замечающего, что в рассуждениях Чичикова «видна некоторая сторона справедливости». Приобретательство — знамение времени.
Й образ Чичикова нес в себе заряд громадной обличительной силы. О Гоголе нередко писали, что искусство психологического анализа не было самой сильной стороной его дарования.
Думается, что если бы он ничего не создал, кроме образа Чичикова, то и этого было бы достаточно, чтобы признать в нем тончайшего мастера-психолога, способного проникать в самые сокровенные тайники человеческой души. Гоголь имел право сказать о себе: «Из всего того, что мною написано, несмотря на все несовершенство написанного, можно, однако же, видеть, что автор знает, что такое люди, и умеет слышать, что такое душа человека…»
Лирические отступления в романе «Мертвые души» диалог о дисгармонии мира