Мораль басни Синица и ее анализ

Одна из ранних басен, басня 1811 года, — «Синица». В ней обличается хвастовство.

… делом не сведя конца,

Не надобно хвалиться.

Такова мораль басни. Она совершенно очевидна. «Море синица не зажгла» — стало крылатой крыловской фразой. Заклейменные и посрамленные хвастуны, вероятно, боятся моря как огня, боятся Крылова, избегают встречи с синицами — двойниками своими.

Синица, обещав зажечь море, не зажгла его. Что можно сделать вокруг этого замысла, который, кстати, осмеивает так называемые «общечеловеческие»,

к тому же «невинные» пороки — хвастовство? Возможности очень ограниченны.

Но не забудем, что перед нами Крылов. Особенность его творчества состоит в том, что, какие бы «общечеловеческие пороки» он ни высмеивал, предметом его сатиры было всегда современное ему общество.

Все «общечеловеческое» для Крылова было современным, злободневным. Он не думал о пороках как таковых, вне их конкретного преломления, вне конкретных носителей этих пороков.

Хвастливая Синица разболтала, что она зажжет море, но моря не зажгла. Подобный замысел многого не обещал. Но вот Крылов принимается за работу.

Его творческая

фантазия «приведена» в состояние активности, и замысел быстро обрастает такими подробностями, которые не придумаешь, «хоть проглоти перо».

Кстати, осмеяние хвастовства в басне Крылова целит не только в легкомыслие хвастунов, но и в легковерие людей, поддающихся обману, слуху, гипнозу молвы крылатой… Впрочем, подлинное произведение искусства, говорит Белинский, пересказать нельзя, оно не поддается пересказу. Не поддаются пересказу и басни Крылова, ибо это произведения искусства в высшем смысле слова.

«Содержание» басни «Синица» мы уже передали. Нам ясны цель и мораль ее. И при всем том мы даже не прикоснулись к рассказу. Он остался за пределами нашего пересказа. Ибо суть басни, мораль ее живет у Крылова во всем — в каждом образе и деталях, составляющих целое.

И не мораль это, не вытяжка, не экстракт, а идея произведения в богатстве живой жизни и живых проявлений. Идея произведения, по Добролюбову это не то, что хотел сказать автор, и не та мысль, которую он ведет. Идеей великий критик называет все то, что несет образная система как целое в естественности и непринужденности своего движения.

Не то, что хотел сказать автор, а то, что сказалось в его книге. Даже порой помимо воли автора, но в силу верности картин жизненной правде.

Это одно из ведущих положений эстетики реализма, которое одновременно является и принципом анализа реалистических произведений. Заранее, наперед заданная цель и полное соответствие заданному — такое Добролюбов называл чуть ли не ловкостью рук. О творчестве здесь говорить не приходилось… Басенный сюжет обрастает реальными жизненными подробностями.

Подробностями социально значимыми.

«Стада птиц» предстают перед нами в качестве «любителей таскаться по пирам», к которым, кстати говоря, Крылов не скрывает своего презрения. К слову, во всем этом нельзя не видеть сатиры на паразитизм.

Но поэт не останавливается на этом. Используя «фигуру» сравнения, он вводит в свой рассказ еще одну «деталь», которая стоит всего рассказа, не исключая и «любителей таскаться по пирам».

…Чтоб похлебать ухи такой богатой,

Какой-де откупщик и самый тороватый

Не давывал секретарям.

Диву даешься, что делает художник с помощью невинного, казалось бы, сравнения. Он вводит в басню две значимые фигуры крепостнического общества и государства: откупщика и секретаря. Вводит, не прибегая ни к каким аллегориям. Бьет прямо, в лоб.

Откупщик — лицо страшное. Он покупал у государства право грабежа населения. Будучи временщиком и получая неограниченные права, он драл шкуру с живого и мертвого.

Никакая стихия, никакой мор и эпидемия не опустошали деревни и села так, как это делал временщик-откупщик, наживая свои миллионы.

Откупщик у Крылова выступает в паре с секретарем. Секретарь — частый гость крыловских басен. Мы встречаемся с ним в баснях «Лев и Барс», «Оракул», «Водолазы», «Вельможа», в знаменитых «Рыбьих плясках» и многих других. Секретарь умен, хитер, пронырлив, он работает за начальника и подменяет его, голосует в совете, судит в суде, торгует законом и правом, выступает в роли Оракула,- словом, он является центральной фигурой крепостнического государства.

Потому-то и «жалует» его Крылов. «В судах скривилися весы» — дело секретаря, Оракул умно прорицает — у него умный секретарь. Без помощи секретаря Лиса и та не может «обойтиться». И если рыбы на сковородке пляшут, то ищите где-то рядом Главного секретаря.

В рассказ о Синице Крылов вводит откупщика и секретаря в паре: секретарям откупщик дает обед. Картина привычная и обычная по тем временам: речь идет о взятке. Как о чем-то обязательном, что подчеркнуто и многократным «не давывал». Иными словами, обед, который откупщик дает секретарям, стал абсолютной мерой. Она входит в состав басенного гиперболического образа!

Только с этой ухой и можно в какой-то мере и степени сравнить уху, что сварит Синица, поджегши целый Океан. Но если обычные земные вещи можно соотносить, хотя бы в приближении, с гиперболой басни и первыми измерять вторую, то в данном случае и басенная гипербола не может не выступить в роли меры земных вещей и земных отношений. Такова поэтика басни Крылова.

Крылов начал и задумал очень простое: он решил написать басню, осуждающую общечеловеческий, пожалуй, невинный порок — хвастовство. Но в процессе развертывания темы басенный сюжет стал обрастать подробностями и реалиями из жизни крепостнического общества, вовлек в сферу повествования таких «героев времени», которые направили развитие сюжета по пути, первоначально не предусмотренному. Басня — сатира на «общечеловеческий» порок — хвастовство, оставаясь собой, вместе с тем вышла из своих рамок.

Она переросла в социальную сатиру на крепостническое общество и государство, точно попадая в цель.




Мораль басни Синица и ее анализ