Мятеж Калашникова в поэме Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича…»
Мятеж Калашникова неотделим от родовых интересов народа, но именно личность осознает эти интересы и выступает в качестве их защитника. В мятеже Калашникова, скрестились личная обида и чувство поруганной народной | правды. Поэтому и бой Калашникова с Кирибеевичем происходит на виду всего честного народа. Эмоциональным выражением смертельного поединка, его бескомпромиссности, заранее предопределенного исхода и вместе с тем величия нравственной идеи, заключенной в нем, служит предшествующее бою описание:
Над Москвой великой, златоглавою,
В этом пейзажном описании поэтически передано и величие будущего поединка, и трагическое предчувствие кровавой развязки, но все здесь наполнено духовной атмосферой справедливости предстоящего возмездия. Природа ликует, празднуя скорую победу правды, которую отстоит
Лермонтов поэтизирует старые народные обычаи, где сила честно сражается с силой, где нет привходящих, мешающих непосредственному проявлению личной доблести и отваги условностей. Здесь все основано на справедливом законе: «Кто побьет кого, того царь наградит, А кто будет побит, тому бог простит!» Внешним выражением внутренней правды Калашникова и народной правды, стоящей за ним, служит разное описание поведения Кирибеевича и Калашникова перед боем. Страсть Кирибеевича становится для него бедой.
Искренняя любовь «удалого бойца» столкнулась с нравственными понятиями, узаконенными народным обычаем. Поэтому она предстает преступной волей, а носитель ее — всего лишь слугой царя:
И выходит удалой Кирибеевич, Царю в пояс молча кланяется… Напротив, Степан Калашников Поклонился прежде царю грозному После белому Кремлю да святым церквам, А потом всему народу русскому.
Наконец, в соответствии с народными поэтическими традициями косвенно предсказывается гибель Кирибеевича — он переживает душевное смятение и внутренне нетверд. Напротив, Степан Калашников исполнен решимости: «Постою за правду до последнева!» Совершенно иным эмоциональным колоритом наполнено предшествующее казни Калашникова описание, содержащее внутреннюю тревогу, неизбежную трагедию, предвещающее несправедливую расправу. Заунывный гуд-вой колокола соседствует с мрачной веселостью палача.
Степан Калашников и перед лицом Ивана Грозного защищает личную честь, совместившуюся с народной правдой. Он убежден, что одновременно вступается от всего парода и за общий христианский закон. Но, защищая закон, он совершает преступление против него, ибо честный открытый бой с противником не связан с личной обидой и местью.
Это не обычный потешный кулачный бой, какого ожидал Кирибеевич, а смертельный. Степан Калашников вышел «не шутку шутить, не людей смешить», а «на страшный бой, на последний бой!» Человек того же племени той же национальности оказывается смертельным врагом другого человека, своего соотечественника. Потешный бой оборачивается убийством.
Форма открытого и честного поединка скрывает личную месть, хотя бы эта месть и была оправдана высокими соображениями о защите правды народной и христианского закона.
Именно конечная вера в народную правду, в нравственные вековые устои народной жизни, носителем которых явился Степан Калашников и ради которых он решился на тяжкое преступление, обеспечивает ему внимание потомства и вечную жизнь в народных сердцах. Похороны Степана Калашникова также совершены, по старинному обычаю, «промеж трех дорог», ведущих в исконные русские земли:
Схоронили его за Москвой-рекой, На чистом поле промеж трех дорог. Промеж Тульской, Рязанской, Владимирской, И бугор земли сырой тут насыпали, Над его безымянной могилкою; И проходят мимо люди добрые, Пройдет стар человек — перекрестится, Пройдет молодец — приосанится, Пройдет довица — пригорюнится, А пройдут гусляры — споют песенку.
Мятеж Калашникова в поэме Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича…»