На тему: Образ Великого Инквизитора и Благодетеля
Образ Великого Инквизитора и Благодетеля
Упоминание имени Ф. М. Достоевского, писателя XIX в., рядом с именами писателей — авторов антиутопий не случайно. Многие исследователи считают именно его родоначальником данного жанра литературы будущего, а одной из первых антиутопий называют «Поэму о Великом Инквизиторе» из романа «Братья Карамазовы». И здесь есть рациональное зерно.
«Поэму» эту сочиняет вечно сомневающийся Иван Карамазов и рассказывает ее своему прекраснодушному брату Алеше, дабы проверить силу и правильность
И вот земному владыке предоставляется возможность раз в жизни окончательно и бесповоротно утвердить свое право на владение человеческими жизнями и душами, на заслуженную
Легенда эта прямо выводит нас на решающую встречу бунтующего героя антиутопии Замятина Д-503 с Благодетелем — основным создателем и хранителем Единого Государства. Великий Инквизитор — прообраз владыки мира замятинского «Мы» — и его молчаливый узник, в будущем Д-503 или любой взбунтовавшийся человек, страдающий и сострадающий, но при этом и жаждущий такого страдания больше всего на свете. Их встреча одновременно и фантастична, и закономерна для антиутопии: это непременный диспут между героем, не приспособившимся к «счастливому» миру, и апологетом нового жизнеустройства, необходимый для выяснения зловещих основ победившей действительности.
Таким образом, встреча становится неким жанрово обусловленным сюжетным элементом, и его построение, начиная с расположения в композиции всего произведения, заканчивая описанием позиций героев до и после решающего разговора, всегда будет «строго» соответственна, почти одинакова в любой антиутопии. Это момент «разоблачения» вдохновленного гида и основателя нового мира перед лицом его главного противника; и в то же время «допущение» некогда благонадежного бунтаря до святая святых общества, до вождя, — первая победа Человека над режимом, первое утверждение его значимости.
Итак, диспут ведут герои в первозданном своем обличье, социальные роли ими на момент разговора откинуты. По словам Ивана Карамазова, Великий Инквизитор: «…девяностолетний почти старик, высокий и прямой, с иссохшим лицом, со впалыми глазами, но из которых еще светится, как огненная искорка, блеск. О, он не в великолепных кардинальских одеждах своих, в каких красовался вчера пред народом, когда сжигали врагов римской веры, — нет, в эту минуту он лишь в старой, грубой монашеской своей рясе». Подобно этому адвокату дьявола, Благодетель Замятина впервые за всю рукопись верного его почитателя Д-503 снимает свои «белые одежды» и спускается со своего пьедестала.
Первое, что замечает герой: голос вождя не давит, а звучит где-то близко, похож на обыкновенный, человеческий, еще страшны руки, но слова уже доступны, они разговаривают на равных, потому что Д уже вырос из всеобщей инфантильности граждан Единого Государства. С осознанием приходит и интеллектуальное освобождение — парадные одежды сняты: «Помню очень ясно: я засмеялся — поднял глаза. Передо мной сидел лысый, сократовски-лысый человек, и на лысине — мелкие капельки пота».
О, даже так, почти «разоблаченные» зловещие фигуры властителей остаются одинаково сильными, «сократовски» мудрыми, с гордым «блеском» в глазах. Они сильны и горды участью своей, страданием своим, ибо вынуждены лгать и… карать ради одной цели — сделать человечество, подвластное им, счастливым. Они мудры, ибо вынесли свою идею из своих же мучений: кардинал вернулся к людям из пустыни, где принял гордые истязания во имя Бога; Благодетель выдвинул свою программу спасения человечества после многолетней истребительной войны, принесшей многочисленные жертвы. Идеи, ими провозглашенные, одинаковы по своей простоте и исходным постулатам: человек «слаб и подл», он «был устроен бунтовщиком; разве бунтовщики могут быть счастливыми?» и «нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться» . Благодетель, похоже, просто вторит своему родоначальнику: «Я спрашиваю: о чем люди — с самых пеленок — молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-ни — будь раз и навсегда сказал им, что такое счастье, — и потом приковал их к этому счастью на цепь».
И только им одним, нескольким гордецам — альтруистам, ведома единственно точная формула человеческого счастья: материальный достаток в обмен на «страшное бремя» свободы, данной человеку с рождения. «Вспомните: в раю уже не знают желаний, не знают жалости, не знают любви, там — блаженные, с оперированной фантазией — ангелы, рабы Божьи…» . Путь к счастью известен: он лежит через попрание свободы. С этим могут не согласиться сильные и гордые, но их несравненно меньше, чем тех, остальных, ради которых и происходит эта задуманная переделка мира: «Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то и станут послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать — так ужасно им станет под конец быть свободными!» . Тех немногих, несогласных, по мнению Благодетеля и кардинала, можно убедить, если же природа окажется сильнее доводов разума… «Палач? Что же? Вы думаете — я боюсь этого слова?
А вы пробовали когда-нибудь содрать с него скорлупу и посмотреть, что там внутри?.. истинная, алгебраическая любовь к человечеству — непременно бесчеловечна, и непременный признак истины — ее жестокость. Как у огня — непременный признак тот, что он сжигает. Покажите мне нежгучий огонь?» .
Прокламация главных идеологов тоталитаризма звучит убедительно, громоподобно, ибо они на взлете: оба подошли к моменту решающей битвы за всеобщее счастье, перед обоими наконец открылась и широкая дорога. И если Великий Инквизитор находится в начале пути, то Благодетель стоит в его успешном завершении — придумана Великая Операция и тогда «мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы» . «И вот в тот момент, когда мы уже догнали эту мечту, когда мы схватили ее вот так, когда уже осталось освежевать добычу и разделить ее на куски — в этот самый момент вы — вы…» . В этот самый момент встал на дороге Человек, способный противостоять мощному натиску любой рациональной идеи. Ибо, сами того не ведая, и узник кардинала, и Д-503 пришли, чтобы помешать исполнению заветной мечты вождя.
Теперь только от их воли и разума зависит их личная судьба и судьба всего человечества. Перед героем встает сложная дилемма — свобода, чреватая болью и разочарованиями, и «адская» свобода, сторонниками которой в романе оказываются последователи «прекрасного юноши Мефистофеля» . И если человек сомневающийся, выступив против тоталитарного режима, останется под гипнозом его идеологии, то деморализовать его умнейшему из противников окажется значительно легче, чем можно предположить сначала. Узник Великого Инквизитора никогда не будет побежден, он не сможет отречься от самого себя, и его ждет второе аутодафе. Д-503 не примет доводов Благодетеля, невольно выведя того за границы собственно лжи и фальши, тем самым развенчав его логику окончательно. Д тоже будет уничтожен, прооперирован. И это также закон безысходного мира антиутопии: герой должен умереть, разница только в том, сможет ли он в ситуации крайней беспомощности утвердить свое «Я» .
Как мы видим, сопоставимость «Поэмы…» и романа бесподобна. И это не вследствие «списывания» или заимствования идей: сама суть тоталитарного режима такова, что большого разнообразия быть и не может. Любое государство, общество, построенное по законам насилия и подчинения, в каком бы веке ни было основано, на чьей бы земле ни располагалось — всегда и везде будет до банальности одинаково. И писателю-гуманисту, будь то Достоевский, Замятин, Хаксли или Оруэлл, это видно особенно четко.
Им, творчество которых призвано служить человеку и основано на идее личности, также понятно, что всем утопиям, стремящимся упорядочить жизнь, поперек дороги встанет именно свобода этой личности. И потому антиутопия и Замятина, и Достоевского, и многих других их последователей будет оставаться зловещим предупреждением о том, что стремление утопистов переделать человека по собственному образцу обречено и ужасно, потому как изменить его в заданном направлении невозможно — получится недочеловек, что его можно только испортить или… уничтожить. Счастья «для всех» не бывает, счастья без свободы не бывает тем более.
На тему: Образ Великого Инквизитора и Благодетеля