На тему: патриотизм в произведениях Гоголя и Блока
Еще одну традицию, которую условно можно назвать мистической, в понимании Руси заложил Гоголь. Одним из первых стал он описывать действительность во всей ее неприглядности и обыкновенности, и Русь под его пером на первый взгляд представала нищей, нелепой, почти бессмысленной. Но это лишь на первый взгляд.
По Гоголю, в Руси изначально таится нечто, чего не дано другим народам и государствам, некоторый непостижимый духовный потенциал, представляющий залог будущего. Не случайно в «Мертвых душах» среди нелепости городской да и усадебной
И мертвыми покажутся пред ними все добродетельные люди других племен, как мертва книга пред живым словом! Подымутся русские движения… и увидят, как глубоко заронилось в славянскую природу то, что скользнуло только по природе других народов…». В Руси есть тайна, высшее предназначение, пока еще не раскрывшееся и не угаданное никем, и огромный потенциал духовности. «Бедно, разбросанно и неприютно в тебе», — пишет Гоголь.
Но это лишь внешнее, мертвое, а под мертвой оболочкой — живая душа. «Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою терзаясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль!
Русь!..» И не случайно первый том «Мертвых душ» заканчивается апофеозом России, образом скачущей «птицы-тройки», перед которой «постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».
В раннем творчестве Гоголя, прежде всего в повести «Тарас Бульба», есть уже намеки на это возвышенное понимание Руси как явления исключительного, превосходящего все известное на земле до сих пор, и одна из главных идей повести прекрасно сформулирована самим Гоголем: «Да разве найдется на свете такая сила, которая пересилила бы русскую силу?!». Но в «Тарасе Бульбе» Гоголь восхищался прошлым, в «Мертвых душах» его взгляд устремлен в будущее, обращен к той великой миссии, которую суждено совершить Руси в истории человечества. Эту миссию в позднем творчестве Гоголь связывает с православием, с искренним и своеобразным христианством, отличающим Русь от других народов.
Можно сказать, что именно от Гоголя идет в русской литературе идея мессианства Руси, ее избранничества — идея, подхваченная затем Тютчевым, Достоевским, отчасти Л. Толстым и многими другими.
Так, Тютчев, мысля именно в духе Гоголя, написал свое знаменитое четверостишие:
Умом Россию не понять.
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Продолжая тот же мотив, Блок говорил:
Ты и во сне необычайна,
Твоей одежды не коснусь.
Там, под покровом, дремлет тайна,
И в тайне ты почиешь, Русь.
Для Блока Россия, сливая в себе прошлое и настоящее, земное и небесное, была наполнена голосом «иных миров», виделась как нечто мистически-таинственное, как страна с великим и пока еще неясным будущим. В поэме «Скифы» Блок во многом подводит итог своим поэтическим размышлениям о России, осознавая ее как очень древнюю культуру, лежащую на границе между Европой и Азией. Лирический герой поэмы вспоминает, как Русь «держала щит меж двух враждебных рас — монголов и Европы», и в этом слышатся отголоски более. раннего цикла «На поле Куликовом».
Особая,, от века предначертанная роль обновления старого европейского мира отчетливо акцентируется Блоком в этой поэме.
Вслед за Гоголем шел Блок и в конкретном изображении России: он видел и любил всю ее внешнюю нищету и бесприютность, прозревая в них мистический, возвышенный смысл: «Россия, нищая Россия, / Мне избы серые твои, / Твои мне песни ветровые, / — Как слезы первые любви!» Добавим, что при этом у Блока-символиста Россия почти всегда отождествляется с образом женщины, жены: «О, нищая моя страна,/ Что ты для сердца значишь? / О, бедная моя жена, / О чем ты горько плачешь?». Сходная образность прослеживается и в стихотворениях «В густой траве пропадешь с головой…», «Россия», «На железной дороге» и многих других. Даже в поэме «Двенадцать» образ Катьки символически соотнесен с образом родины, хотя революционные вихри изменили облик Вечной Женственности почти неузнаваемо. В общем же идейном смысле поэмы прослеживается все та же традиция: даже в таком событии, как революция, Блок усматривает черты прежде всего мистического действа, совершающегося в мире, великого предназначения России. Не случайно поэма носит глубоко символичное название — «Двенадцать» довольно прочно соединено с образом времени, с концом одной эпохи и началом новой: двенадцатый час, двенадцать месяцев в году.
Глубоко символична и фигура Христа, венчающая поэму и подводящая итог тому хаосу и неразберихе, которые отражены в поэме. Свое отношение к России в эти тревожные годы Блок, может быть, лучше всего выразил в таких строках: «Какому хочешь чародею / Отдай разбойную красу! / Пускай заманит и обманет,/ — Не пропадешь, не сгинешь ты».
Гоголь положил начало еще одной плодотворной в русской литературе традиции — видеть в родине не абстрактную идею государственности и не тот или иной склад природы, но прежде всего ее народ. В середине XIX века эта традиция была подхвачена прежде всего Некрасовым и Л. Толстым, но совершенно по-разному. Некрасов видел в народе прежде всего крестьянство, то есть в теме родины, как и во многих других, акцентировал в первую очередь социальный аспект. Судьба угнетенного народа — это и есть, по Некрасову, судьба родины. Поэтому его трактовка темы очень своеобразна: родина напоминает ему не о славе и величии, а о горе и страдании, вызывает не гордость, а стыд.
Так, в стихотворении «Родина» лирический герой не видит почти ничего светлого в родных местах, они ассоциируются у него лишь с бесцельной жизнью многих поколений дворян, с крепостным правом и с сознанием, что здесь «когда — то был помещиком и я». Такой поворот темы родины вообще был характерен для революционеров-демократов — Добролюбова, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)На тему: патриотизм в произведениях Гоголя и Блока