На тему: ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ СРЕДА В ДРАМЕ А. Н. ОСТРОВСКОГО «ГРОЗА»

Часто от столичных жителей можно услышать слово «провинция». Произносят его нередко со снисхо­дительной усмешкой, даже с пренебрежением. Дейст­вительно ли так велика разница между людьми из большого города и обитателями маленького городка или поселка? В двадцатом веке у людей появились со­временные средства связи, транспорт, что стерло раз­личия между столицей и провинцией.

Но раньше мно­гое обстояло совсем по-другому. Драма «Гроза» на­писана Островским в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году. Для России это было время перемен,

ра­дикальных реформ — жизнь в стране кипела и бурли­ла.

Становилось модным и необходимым образование, люди учились мыслить новыми категориями. Назрева­ли события, которые должны были в корне изменить жизнь в стране, — восстание декабристов, отмена кре­постного права… Но все это касалось обеих столиц и больших городов — культурных и политических цент­ров государства. А провинция продолжала жить раз­меренно, неизменно, придерживаясь того, что кто-то может назвать традициями, а кто-то — пережитками прошлого. Сами герои драмы «Гроза», жители неболь­шого городка, считают существующий уклад

единст­венно правильным и осуждают всяческие нововведе­ния.

Так, странница Феклуша сокрушается: «Еще у вас в городе рай и тишина, а по другим городам так просто содом», да пугает «огненным змием», запря­женным в колесницу, за которого принимает паровоз. Без симпатии к этому изобретению относится и куп­чиха Кабанова: «меня хоть ты золотом осыпь, так я не поеду». Польза такого транспорта, как паровоз, оче­видная для нас, совершенно непонятна ей, как купцу Дикому непонятно, для чего механик-самоучка Кули­гин предлагает установить в городе солнечные часы и громоотводы. «Кому нужна эта польза?» — возму­щается Дикой.

Именно это провинциальное общество Островский назвал «темным царством». Но только ли за необразованность, только ли за то, что здесь мало кто может выговорить слово «электричество», а грозу все еще считают божьим гневом? Слова «темное цар­ство», символизирующие провинцию Островского, пе­рекликаются не только с поговоркой «ученье — свет, неученье — тьма», но и с темными временами, древни­ми традициями, прежде всего семейными. Они давно забыты цивилизованными людьми, зато процветают в провинции. И старшее поколение всячески их поддерживают и поучают моло­дежь, которая уже не хочет и не может жить так, как они.

И «поститься путем» не могут, и «гостей позовут, посадить не умеют». «Хорошо еще, у кого в доме стар­шие есть, ими-то дом и держится» — переживает ста­рая купчиха. В просвещенный девятнадцатый век здесь, в провинции, еще считаются в порядке вещей законы домостроя. По указке матери Тихон Кабанов, уезжая, дает наказ жене Катерине, как себя вести.

Кабаниха и слышать не хочет его робких возражений: «Да она, чай, сама знает». Тихону уже безразличны старые семейные порядки, но возразить матери — главе семьи — ему не хватает смелости.

Мало кто решается перечить и купцу Дикому — он «одно слово: воин». С кем же воюет Савел Прокофье­вич? Язвительная Кабанова не упускает случая повор­чать: «воюешь-то ты всю жизнь с бабами». И действи­тельно, дочери купца не знают, как угодить отцу, а же­на каждое утро всех со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите! Голубчики, не рассердите!» А уж если «его обидит такой человек, которого он обругать не смеет», то домашним и вовсе приходится «прятаться по чердакам да чуланам».

И конечно, никто из домаш­них не смеет ему противиться, ведь по законам домо­строя муж и отец — глава семьи и имеет право нака­зывать кого и как хочет. Власть Дикого, а следователь­но, и его воинственность распространяются не только на жену и дочерей. Племянник Борис Григорьевич ждет от него своей доли наследства, которую получит только если будет почтителен к дяде. Узнав об этом условии, Кулигин сочувствует ему: «Это значит, су­дарь, что вам наследства вашего не видать никогда». Еще более жесток купец к просителям, а пришедших к нему мужиков-покупателей безбожно обсчитывает.

Этого Дикой даже не скрывает, объясняясь перед го­родничим, к которому обманутые обратились с жало­бой: «Вы то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, а у меня из этого тысячи состав­ляются, так оно мне и хорошо».

Таким рисует Островский провинциальное «тем­ное царство». Но беспросветно ли оно? Неужели ни у кого и мысли не возникает восстать, воспротивить­ся? С течением времени жизнь меняется даже в про­винции, и молодое поколение уже не хочет принимать старых порядков и жить по прежним правилам.

Одна­ко способы протеста у каждого свои. Тихон Кабанов во многом не согласен с матерью. Ему не по душе ее вечные наставления, ворчание, обиды и клевета в ад­рес его самого и Катерины.

Но он слабый человек; имя Тихон ему очень подходит. Он не может спорить с ма­терью и спасается пьянством — дома тайком от нее, уехав — в открытую. Его сестра, Варвара — натура более решительная, хотя эта решительность больше похожа на отчаянность. Смелости спорить со старшей Кабановой у нее не хватает, однако она научилась действовать хитростью.

Она же, желая помочь, под­толкнула на обман Катерину. Можно ли осудить Вар­вару за ложь? Или это была вынужденная мера?

Де­вушка сама отвечает на этот вопрос: «И я не обман­щица была, да выучилась, когда нужно стало». В конце любого из этих путей не видно света — выхо­да из «темного царства».

Нет выхода и у Бориса. Он, столичный житель, ви­дит и оценивает провинцию со стороны, и поэтому ему еще труднее. Кулигину, единственному, кто может его понять, Борис жалуется: «Трудно мне здесь, без привычки-то».

А про обычаи говорит: «Я понимаю, что это все наше русское, родное, а все-таки не привыкну ни­как». Борис Григорьевич — сильный и гордый человек, но обстоятельства заставляют его смириться: чего он не стал бы терпеть от дяди для собственного блага, он сносит ради сестры, которая иначе останется без гро­ша. Довольно успешно противостоит Дикому Кудряш, и его рецепт прост: «Не спускаю и я: он — слово, а я — десять; плюнет, да и пойдет». Но разве это выход?

Ку­дряш просто приспосабливается к «темному царству», принимает его законы.

Но может быть, путь Кулигина ведет к свету? Не напрасно он занят поисками вечного двигателя, у него самые благородные цели: «Ведь англичане миллион да­ют; я бы все деньги для общества и употребил, для под­держки». Неудивительно, что именно устами механика — самоучки Островский высказывает свой вариант реше­ния многих проблем провинции: «Работу надо дать мещанству-то. А то руки есть, а работать нечего».

Од­нако Кулигин — всего лишь мечтатель. Его проекты от­носительно того, как употребить миллион, не более ре­альны, чем вечный двигатель. Да и средств на изобре­тения у него нет. «Вот только бы теперь на модели деньжонками раздобыться» — вздыхает будущий мил­лионер. Но возможности достать денег в провинции нет: здесь не понимают, для чего нужны все эти изобрете­ния, а на просьбы реагируют, как купец Дикой: «А мо­жет, ты украсть хочешь; кто тебя знает!»

Единственным «лучом света в темном царстве» мы называем Катерину. И ей одной удалось убежать из него. Но неужели смерть — это выход?

Или она умер­ла напрасно? В конце пути Катерины не было света, но ее свет сиял для многих — и для Тихона, который любил ее так, что даже пытался противоречить мате­ри; и для Варвары, которая была единственной подру­гой, хранительницей ее тайн. И, конечно, для Бориса, который на первый взгляд и стал причиной ее смерти.

Однако обвинять в гибели Катерины стоит не его. От­жившие свое, но все еще могущественные и жестокие законы «темного царства» не оставили ей выбора. Ку­лигин прямо сказал об этом Кабановой: «Тело ее здесь, возьмите его; а душа теперь не ваша; она теперь перед судией, который милосерднее вас».

Устами Кулигина Островский высказал свое мнение не только о тихом маленьком городке на Волге, но и о провинциальном российском обществе в целом. И смерть Катерины по­казала, насколько прав он оказался, сказав: «Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие!»




На тему: ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ СРЕДА В ДРАМЕ А. Н. ОСТРОВСКОГО «ГРОЗА»