Необычайное приключение

(Пушкино. Акулова гора, дача Румянцева,

27 верст по Ярославской жел. дор.)

В сто сорок солнц закат пылал,

В июль катилось лето,

Была жара,

Жара плыла —

На даче было это.

Пригорок Пушкино горбил

Акуловой горою,

А низ горы —

Деревней был,

Кривился крыш корою.

А за деревнею —

Дыра,

И в ту дыру, наверно,

Спускалось солнце каждый раз,

Медленно и верно.

А завтра

Снова

Мир залить

Вставало солнце ало.

И день за днем

Ужасно злить

Меня

Вот это

Стало.

И так однажды

разозлясь,

Что в страхе все поблекло,

В упор я крикнул солнцу:

«Слазь!

Довольно шляться в пекло!»

Я крикнул солнцу:

«Дармоед!

Занежен в облака ты,

А тут — не знай ни зим, ни лет,

Сиди, рисуй плакаты!»

Я крикнул солнцу:

«Погоди!

Послушай, златолобо,

Чем так,

Без дела заходить,

Ко мне

На чай зашло бы!»

Что я наделал!

Я погиб!

Ко мне,

По доброй воле,

Само,

Раскинув луч-шаги,

Шагает солнце в поле.

Хочу испуг не показать —

И ретируюсь задом.

Уже в саду его глаза.

Уже проходит садом.

В окошки,

В двери,

В

щель войдя,

Валилась солнца масса,

Ввалилось;

Дух переведя,

Заговорило басом:

«Гоню обратно я огни

Впервые с сотворенья.

Ты звал меня?

Чаи гони,

Гони, поэт, варенье!»

Слеза из глаз у самого —

Жара с ума сводила,

Но я ему —

На самовар:

«Ну что ж,

Садись, светило!»

Черт дернул дерзости мои

Орать ему,-

Сконфужен,

Я сел на уголок скамьи,

Боюсь — не вышло б хуже!

Но странная из солнца ясь

Струилась,-

И степенность

Забыв,

Сижу, разговорясь

С светилом

Постепенно.

Про то,

Про это говорю,

Что-де заела Роста,

А солнце:

«Ладно,

Не горюй,

Смотри на вещи просто!

А мне, ты думаешь,

Светить

Легко.

— Поди, попробуй! —

А вот идешь —

Взялось идти,

Идешь — и светишь в оба!»

Болтали так до темноты —

До бывшей ночи то есть.

Какая тьма уж тут?

На «ты»

Мы с ним, совсем освоясь.

И скоро,

Дружбы не тая,

Бью по плечу его я.

А солнце тоже:

«Ты да я,

Нас, товарищ, двое!

Пойдем, поэт,

Взорим,

Вспоем

У мира в сером хламе.

Я буду солнце лить свое,

А ты — свое,

Стихами».

Стена теней,

Ночей тюрьма

Под солнц двустволкой пала.

Стихов и света кутерьма

Сияй во что попало!

Устанет то,

И хочет ночь

Прилечь,

Тупая сонница.

Вдруг — я

Во всю светаю мочь —

И снова день трезвонится.

Светить всегда,

Светить везде,

До дней последних донца,

Светить —

И никаких гвоздей!

Вот лозунг мой

И солнца!

«Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче»

Летом 1920 года Маяковский пишет одно из своих ярких стихотворений (фактически

— это маленькая лирическая поэма) о поэзии — «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».

Стихотворение это справедливо сравнивают с державинской, с пушкинской традицией. Пушкин пропел гимн светлому солнцу творческого человеческого разума; Маяковский уподобил солнцу, источнику света и жизни, поэзию.

Развивая классические традиции, Маяковский в этом стихотворении выступает как поэт новой исторической эпохи, определившей новый, особый строй чувств и мыслей, новые образные ассоциации. Новым содержанием наполнен и образ солнца. В послеоктябрьском творчестве Маяковского этот образ обычно олицетворяет светлое будущее.

В «Левом марше» — это «солнечный край непочатый». В «Окнах РОСТА» светлое будущее графически изображается в виде поднимающегося из-за горизонта солнца. В революционной поэзии тех лет мотив солнца обычно служит и средством перенесения действия в «космический», «вселенский» план. В «Необычайном приключении…» все эти аллегории не имеют столь четкой, определенной выраженности. Они проступают лишь как литературно-исторический контекст, общий культурный «фон» произведения.

Тема стихотворения развивается в глубоко лирическом плане. Хотя само событие действительно «необычайное», фантастическое, его достоверность подтверждается множеством реальных деталей, сообщаемых, начиная с заглавия, с подзаголовка. Дан точный адрес события, обстановка на даче, множество психологических подробностей. Охарактеризована и июльская жара, которая «плыла» — «в сто сорок солнц закат пылал» .

По мере развития лирического сюжета происходит постепенное олицетворение солнца из неодушевленного небесного светила в героя-гостя, говорящего «басом», пьющего «чаи» с лирическим героем, переходящего с ним на «ты», называющего его «товарищем». Правда, сам лирический герой уже в начале стихотворения, «разозлясь», обращается к солнцу на «ты». Но это — грубость.

К концу же стихотворения это уже взаимное дружеское «ты». В результате «необычайного приключения», дружеской беседы становится ясной глубинная общность ролей «поэта Владимира Маяковского» и «солнца»:

Я буду солнце лить свое, а ты — свое, стихами.

Оба товарища, солнце и поэт, обстреливают «двустволкой» лучей и стихов враждеб-ные силы мрака — «стену теней, ночей тюрьму» — и побеждают. Так делом, совместным участием в борьбе подтверждается единство, совпадение их задач:

Светить всегда, светить везде.

Вот лозунг мой — и солнца!

Итоговый лозунг «светить» всегда и везде, проиллюстрированный столь ярко и остроумно, такой «необычайной» историей, — уже не отвлеченная аллегория. Это обыденное дело поэта, художника, побеждающего тьму, несущего миру красоту, радость, свет.




Необычайное приключение