«НЕПРОШЕННАЯ ПОВЕСТЬ»: СЕМЬСОТ ЛЕТ В ОЖИДАНИИ ЧИТАТЕЛЯ
«НЕПРОШЕННАЯ ПОВЕСТЬ»: СЕМЬСОТ ЛЕТ В ОЖИДАНИИ ЧИТАТЕЛЯ
Ее открывали дважды. Сначала — в 1940 году в Киото — старинную рукопись, захватывающую читательское внимание с первых строк, обнаружили среди рухляди дворцового книгохранилища, сваленной в темном углу вместе с различными хозяйственными записями, счетами императорской кухни и отчетами о потраченных средствах. Обнаружили — и забыли, потому что начиналась большая война, и до рукописей ли? Второй раз ее открыли спустя двадцать лет — разобрали записи предвоенных исследователей.
И
Представьте себе: XIII век, средневековая Япония. Человек сам по себе никого не интересует — японская литература занята не личностью, а проблемами всепоглощающего долга самурая перед хозяином, реитационной медитацией, социальной иерарахией и прочими незыблемыми, в отличие от хрупкой человеческой жизни, истинами. Еще меньше, чем человек вообще, кого-то интересует женщина — существо как бы само по себе вторичное, годящееся разве что на роль верной жены, готовой умереть вместе с мужем.
Представляем дальше: двор одного из «прежних» императоров, некогда
А если просто — дряхлеющий император, забытый страной и подданными, окруженный в страхе жмущимся к нему двором, пышные наряды, шикарные праздники, лучшие поэты во всей стране на сытных, знатных обедах. И все это, разумеется, в долг.
И — молодая женщина при этом дворе, наложница «прежнего» императора, пятнадцатилетняя сирота по имени Нидзе. После того как она потеряла единственного ребенка и вместе с ним — расположение его высокородного отца, ей оставалось только вести пышную наружно и пустую внутренне жизнь придворной дамы — жизнь эфемерную и бесполезную, глупую и скучную.
И Нидзе написала повесть.
Средневековье — ни в Японии, ни в Европе — не знало еще глубокой психологической прозы, в которой так сильно прочитывался бы сам человек, с его переживаниями, страданиями, ощущениями, страхами, сомнениями и обидами. Тогдашняя литература еще не умела разгадывать человеческую душу, упакованную в ритуал и обычай. Еще никто не рискнул высказать простую, честную, человеческую оценку вышестоящим, вокругсмотрящим, сверхуговорящим и прочим авторитетным персонажам.
Никто, кроме Нидзе.
Мы знакомимся с героиней, когда она еще блистает при дворе забытого императора, сопереживаем ее слезам о потерянном ребенке, вместе с ней проводим дни в изящном интеллектуальном досуге, пристально разглядывая окружающих: кто как одет, кто как настроен, кто чем дышит. Во второй части повести мы видим героиню — уже монахиню одного из буддийских монастырей, размышляющую о прошедшей жизни и осмысляющую судьбу. Финал повести показывает нам почти старуху, для тогдашней Японии сорок лет — немыслимый срок.
Она уже мудра и спокойна, и ее повесть становится такой же.
Перед нами раскрывается история женской души, искренняя, глубокая, психологически достоверная. Пожалуй, мировая литература пришла к этому лет триста назад.
Так что лирическую прозу открыли вовсе не модернисты, а придворная дама японского императора Нидзе. За семьсот лет до современного читателя.
«НЕПРОШЕННАЯ ПОВЕСТЬ»: СЕМЬСОТ ЛЕТ В ОЖИДАНИИ ЧИТАТЕЛЯ