Никакому воображению не придумать такого множества противоречивых чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце
Франсуа де Ларошфуко писал: «Никакому воображению не придумать такого множества противоречивых чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце». Трудно не согласиться с этим высказыванием. Наверное, каждый человек сталкивался с внутренними противоречиями, например, борьбы за главенство между разумом и чувствами. Так и профессор-фонетист Хиггинс — один из героев пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион», оказался перед сложным выбором.
С одной стороны — рассудок, научные исследования языков и культуры речи, с другой —
Какой же дорогой пойдет Хиггинс? Попытаемся ответить на этот вопрос, обратившись к страницам бессмертной пьесы «Пигмалион».
Генри Хиггинс, несомненно, талантливый ученый. Он образован и пытается поднять уровень речевой культуры. Ведь даже коренные англичане, порой, искажают родной язык, уродуют его неправильным произношением.
Но в тоже время, Хиггинс — невероятный эгоист, пренебрежительно относиться к невеждам и низам общества. Он соглашается обучать цветочницу Элизу, не для того, чтобы помочь бедной девушке устроиться в цветочный
Процесс обучения открывает истинное лицо Хиггинса. Элиза для него как собака, которую профессор вынужден обучать различным трюкам. Хиггинс вел себя с девушкой очень развязно, позволял себе повышать голос и неоднократно оскорблял Элизу, «драная кошка» — кричал он. Хиггинс руководствовался разумом.
Главное для него — безупречное произношение и идеальное владение английским языком. На мой взгляд, именно разум запрещал Хиггинсу жалеть Элизу. Может известный профессор просто боялся влюбиться в ученицу неблагородного происхождения?
Но чувства Хиггинса, подобно снежному кому, с каждым днем становились все сильнее. И вот уже простая привязанность переросла в нечто большее. Хиггинс осознал, что Элиза для него не просто «кусок глины», из которого он «лепил» свою Галатею, профессор больше не мог существовать без этой цветочницы. В его душе настоящая борьба, жесточайшее противоречие.
Но Хиггинс не признавался в этом даже самому себе.
Таким образом, можно сделать вывод, что внутренний мир любого человека очень не однозначен. Порой мы и сами не понимаем собственных чувств, ведь они находится в вечном противостоянии сердца и разума.
Никакому воображению не придумать такого множества противоречивых чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце