Николенька Иртеньев — прямой предшественник героев «Войны и мира»

Трилогия «Детство», «Отрочество», «Юность», которую нередко называли «элегией в прозе», была задумана как роман или, говоря точнее, как эпопея развития человеческого характера. И если первоначальный замысел не был реализован в полной мере, он отразился в творчестве ближайших лет и много значил для формирования толстовского реализма. Уже в эту раннюю пору для Толстого «главный интерес» творчества заключался в истории характеров, в их непрерывном и сложном движении, развитии.

В этом смысле Николенька Иртеньев —

прямой предшественник героев «Войны и мира».

Так герой Толстого с самого начала приходит к сознанию своей, личной ответственности за состояние и устройство жизни. Уже в отроческие годы, впервые покинув родной дом, Николенька в дороге размышляет о богатстве и бедности и чувствует неловкость оттого, что дочь гувернантки бедна — у них с матерью «ничего нет», — в то время как у Иртеньевых есть Петровское. В Москве он узнает новое — фальшивые и несправедливые законы аристократического общества, — а потом, став студентом, поймет, насколько его университетские новые товарищи из простой, разночинной среды

деятельнее, умнее, способнее и, главное, трудолюбивее его самого и его светских приятелей.

С образом Йртеньева связана одна из самых любимых и задушевных мыслей Толстого — мысль о громадных возможностях человека, рожденного для движения, для нравственного и духовного роста. Новое в герое и в открывающемся ему день за днем мире особенно занимало Толстого, слово «новый» — едва ли не самый распространенный и характерный эпитет первой книги: оно вынесено в названия глав и стало одним из ведущих мотивов повествования. Способность любимого толстовского героя преодолевать привычные рамки бытия, не коснеть, но постоянно изменяться и обновляться, «течь», таит в себе предчувствие и залог перемен, дает ему нравственную опору для противостояния окружающей его застывшей и порочной среде. В «Юности» эту «силу развития» Толстой прямо связывал с верой «во всемогущество ума человеческого» .

В жанровых рамках повествования о детстве, отрочестве и юности не было места для исторических экскурсов и философских размышлений о русской жизни, которые заняли столь важное место в «Войне и мире». Тем не менее и в этих художественных пределах Толстой нашел возможность для того, чтобы в определенной исторической перспективе отразить всеобщую неустроенность и беспокойство, которые его герой — как и он сам в годы работы над первой книгой переживал как душевный конфликт, как внутренний разлад и беспокойство.

Толстой писал не автопортрет, но скорее портрет ровесника, принадлежавшего к тому поколению русских людей, чья молодость пришлась на середину века. Война 1812 года и декабризм были для них недавним прошлым, Крымская война — ближайшим будущим; в настоящем же они не находили ничего прочного, ничего, на что можно было бы опереться с уверенностью и надеждой: «Что я такое? Один из 4-х сыновей отставного подполковника, оставшийся с 7-летнего возраста без родителей под опекой женщин и посторонних, не получивший ни светского, ни ученого образования и вышедший на волю 17-ти лет без большого состояния, без всякого общественного положения и, главное, без правил…»

Уже в первом опыте художественного исследования жизни, предпринятого Толстым, отчетливо и ясно заявлен вопрос о сути русского национального характера.

Возникает этот вопрос не только в эпизодах, повествующих о слугах, Наталье Савишне например, но прежде всего в образе главного героя. Николенька Иртеньев оказывается единственным слушателем истории Карла Иваныча, которая занимает в «Отрочестве» очень существенное место. Так возникает в повествовании определенная историческая перспектива и целый слой воспоминаний о временах наполеоновских войн. Карл Иваныч, с его теплым халатом, шапочкой и хлопушкой для мух, оказывается, был под Ульмом, Ваграмом, Аустерлицем, бежал из плена и вообще совершал все то, что, по мнению Иртеньева, совершают необыкновенные люди, герои. «Неужели вы тоже воевали? — спросил я, с удивлением глядя на него. — Неужели вы тоже убивали людей?»

Как выясняется, Карл Иваныч никого не убивал; его история рассказана в подчеркнуто бытовом, прозаическом плане и как будто пародирует избитые образы и ходовые сюжетные штампы романтизма.

Образ Иртеньева неотделим от исторических, социальных и бытовых обстоятельств, формирующих характер и отраженных в психологических конфликтах и противоречиях, которые, собственно, и определяют содержательность первой книги Толстого, ее сюжет и стиль. Несколько упрощая проблему, можно отметить два главенствующих в этом характере начала: подражательное, навеянное примером «взрослых» и светским воспитанием, и врожденное, связанное с постепенно просыпающимся осознанием родины, осмысленной жизни, большой судьбы. Национальная определенность, свойственная Иртеньеву, выражена как несовместимость его с жизнью столичной, светской, как тяготение к простому и просторному укладу и быту деревни.

В этом смысле Иртеньев — прямой предшественник Нехлюдова из «Утра помещика», Оленина из «Казаков», семьи Ростовых из «Войны и мира» и особенно Левина из «Анны Карениной». Отрицание светской, городской жизни становилось все более последовательным и резким, а предпочтение деревенской, усадебной — все более сознательно-деятельным.




Николенька Иртеньев — прямой предшественник героев «Войны и мира»