О судьбе русского языка

Немного смелых фантазий о судьбе русского языка

Как следует из всего сказанного, лексика является см мой изменчивой частью языковой системы. С грамматикон и фонетикой куда сложно Языки легко заимствуют иноязычные слова, но эти нот» введения достаточно эффективно «перемалываются» фоне­тикой и грамматикой. Если фонетика и грамматика меняют­ся, то незначительно и крайне медленно. Учтем еще и тот факт, что русский язык — это литературный язык.

Русский язык был изучен и осмыслен со всех сторон в плане самых немыслимых тонкостей.

Следовательно, его «костяк» чрез­вычайно прочен. И это невероятно замедляет его транс­формации. Если еще несколько веков назад происходили активные изменения в грамматической системе, то прибли­зительно с XVIII века они фактически прекратились.

В чем дело? В том, что письменный язык чрезвычайно развился; в том, что созданы грамматики, то есть описания языка, не только объективно представляющие его закономерности, но и предписывающие, закрепляющие существующее положе­ние. Русскому языку целенаправленно учат, редакторы вы­марывают из текстов совсем уж неоправданные новации; на телевидении и радио, которые

задают тон в языковой сфере, работают люди, пусть и не безупречные в языковом отно­шении, но все же достаточно образованные для того, чтобы оставаться «в струе».

Ревнителю чистоты русского языка наверняка снятся страшные сны: в один прекрасный день родные русские сло­ва окончательно исчезают, и со всех сторон слышатся ужас­ные cmpum, cumu, мани…

Что ж, такие варианты науке о языке известны. И на­зывают языки, которые возникли в результате беспорядоч­ного и полного смешения двух языков, пиджинами. В рус­ской «говорке» почти все слова заимствованы из русского языка, но грамматика этого языка не русская, а языков урало-алтайского типа.

Таким образом, мы имеем русские слова и формы слов, которые объединяются в предложе­ния по странным, с точки зрения русского языка, прави­лам. В результате получается: Меня русский говорка место казать будем, то есть Я буду говорить на русском языке; Меня сто конь кусал бы, то есть Я съел бы сто коней.

Примечание. Мимоходом отметим, что по­добные фразы, в нашем сознании тесно связан­ные с коренными народами Севера, в действи­тельности не являются «ломаным русским».

Это особый язык, возникший в результате сме­шения двух или более языков. У него есть фо­нетика, грамматика, синтаксис. Он обладает особой лексической системой.

Но просущество­вал он недолго, не более полувека, и в наши дни используется только редкими стариками, кото­рые живут в глухих деревнях и не сумели в до­статочной степени овладеть русским языком.

А все остальные говорят либо на своих родных языках, либо по-русски, причем не хуже самих русских. И заметьте: в условиях, когда русский язык является государственным.

Можно ли представить себе нечто подобное для русско­го языка? То есть «русскую речь», которая представляет со­бой английские слова, соединенные в соответствии с правилами русской грамматики? Вряд ли.

Разве что в качестве шутки, примеры которой мы уже при­водили.

Загвоздка в том, что пиджины возникают в результате контактов между носителями разных языков, когда пробле­ма взаимопонимания стоит особенно остро. Если угодно, пиджин — это компромисс, к которому приходят носители разных языков. Это то средство общения, которое появляется, когда два человека, владеющие разными языками, пытаются договориться. Ни чего подобного в России не наблюдается. Если русские и начинают использовать в своей речи иностранные слова, то в первую очередь не потому, что им надо как-то договариваться с англоговорящими гражданами.

Совсем нет. Здесь есть, любопытство, интерес к «другому», чуждому, новому; стремление сделать свою речь более яркой; представления о престиже, который якобы присущ английскому языку… Русские заимствуют английские слова добровольно и исключительно для собственного потребления, а не для общения с англий­скими купцами.

В этом смысле окончательная и бесповоротная «англизация» русского языка вряд ли возможна. Русский язык оста­нется русским, и страхи по этому поводу преувеличены.




О судьбе русского языка