Образ автора в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

«Евгений Онегин», пожалуй, самое трудное для понимания произведение русской литературы. Про него не скажешь словами Твардовского: «Вот стихи, а все понятно, все на русском языке». Язык этого романа очень труден для современного читателя.

Не понимали этот язык и современники поэта. Однако они верно уловили, что художественный нерв «Евгения Онегина», средоточие творческих задач, поставленных Пушкиным, связаны с формой повествования или формой авторского присутствия в тексте.

Поначалу, после выхода отдельного издания первой

главы, современники решили, что Пушкин подражает байроновскому «Дон Жуану». Действительно, повествователь «Евгения Онегина» перескакивает с предмета на предмет, говорит много «необязательного» , и все это обильно приправлено шутками и иронией, так что понять мысль автора невозможно, да и облик его получается каким-то несерьезным. В конце первой главы Пушкин пишет:

Перечитал все это строго:

Противоречий очень много,

Но исправлять их не хочу.

Признание принципиальное, ибо здесь сам автор обозначил ведущий принцип построения своего романа в стихах. Этот принцип — противоречие. Например,

5 строфа 1 главы весьма критически оценивает уровень образованности Онегина, но затем идет перечисление «всего, что знал еще Евгений», и в 8 строфе делается вывод, что знал он не так уж и мало. Но главное противоречие всего романа, и особенно 1-й, ключевой главы — соотношение личности Онегина и личности повествователя.

С одной стороны, можно заключить, что Онегин и Я романа близки по духу, даже друзья. Но строфа V решительно объявляет, что:

Всегда я рад заметить разность

Между Онегиным и мной…

Как будто нам уж невозможно

Писать поэмы о другом,

Как только о себе самом.

Откуда берутся эти противоречия и почему автор их допускает? Дело в том, что на протяжении текста романа значение местоимений первого лица все время меняется. В одних случаях они обозначают автора-поэта, пишущего роман об Онегине и других персонажах. В других случаях Я обозначает реального человека, который параллельно написанию романа об Онегине живет своей, «биографической» жизнью Пушкина, которая теперь нам хороша известна, да и многим первым читателям была знакома. Таковы, например, три последние строфы первой главы.

И наконец, в ряде эпизодов первой главы Я обозначает некоего вымышленного персонажа, безымянного знакомого Онегина по петербургскому свету.

В результате получился очень сложный текст, совмещающий в себе все три мира, причем переходы из одного мира в другой происходят мгновенно, в пределах двух соседних строчек, без всякого предуведомления со стороны «автора».

«Друзья Людмилы и Руслана! С героем моего романа…» — здесь Я — поэт представляет героя своего нового творения. «Онегин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы…» — перед нами Я — вымышленный безымянный персонаж, человек онегинского круга. «Или блистали, мой читатель…» — опять Я — поэт, обращающийся к читателю. — «Там некогда гулял и я: но вреден север для меня» — пушкинское примечание, намекающее, что — реальный «биографический» человек находится сейчас в южной ссылке.

В результате такого построения романный текст все время меняется, объекты описания то и дело оборачиваются разными сторонами, описываются с разных точек зрения. Текст «Евгения Онегина» заключает в себе целых три художественных мира, лежащих рядом, часто переходящих один в другой и тем не менее нигде несмешивающихся.




Образ автора в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»