Образ Робинзона Крузо: «естественный человек эпохи Просвещения»

Дефо шел уже шестидесятый год, когда в уюте села Сток-Ньюингтон, близ Лондона, он начал писать свой первый роман под пробным названием: «Жизнь и необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, который прожил двадцать восемь лет в полнейшем одиночестве на безлюдном острове возле американского побережья, недалеко от устья большой реки Ориноко, оказавшись на берегу после кораблекрушения, во время которой погиб весь экипаж, кроме него, с дополнением рассказа о не менее удивительном способе, которым его, в конце концов,

освободили пираты. Описанная им самим». А впрочем, мистификаторский характер последней фразы разгадывается очень скоро.

Путь свой к читателю роман нашел сразу. Через две недели после его выхода появилось второе издание, в начале июня — третье, а через два месяца — четвертое. Подобной популярности не знала тогда в Англии ни одна книга.

В чем же причина такого грандиозного успеха? В необычности судьбы главного героя?

Возможно, но не только в том. На мысль изобразить жизнь человека, который попал на безлюдный остров, писателя натолкнул реальный случай. В октябре 1704 года шотландец Александр Селькирк,

штурман одного из британских кораблей, за непокорность капитану был выслан на безлюдный остров архипелага Хуан-Фернандес за 350 миль от чилийского порта Вальпараисо.

Через четыре года и четыре месяца подобрало его другое английское судно из полупиратской флотилии капитана Вудза Роджерса. Сам Роджерс издал в 1712 году книгу дорожных заметок, в которой посвятил несколько страниц Селькирку. Нет оснований утверждать, что Александр Селькирк стал прототипом Робинзона Крузо: весьма уж велика дистанция между реальным моряком и выдуманным характером.

Но эта история, которая стала известна Дефо, бесспорно, дала толчок к созданию известного романа. Вообще в тогдашней Англии был большой интерес к книгам, где рассказывалось о разнообразных морских странствованиях и приключениях. Читателей привлекали описания неизвестных земель, экзотических народов и обычаев, но не менее интересным был для них авантюрный аспект таких рассказов.

Дефо учел популярность подобной литературы и совсем не случайно предоставил жизнеописанию Робинзона Крузо приключенческий характер.

Называя приключения своего героя «необыкновенными и удивительными», писатель отнюдь не преувеличивал. Даже сам перечень фактов из биографии Робинзона Крузо способен создать сильное впечатление, а тем более — подробный рассказ. Выходец из пуританской буржуазной семьи вопреки воли отца, который мечтал видеть сына юристом, пускается в море, потом становится купцом-мореплавателем, попадает в плен к маврам, с риском для жизни убегает из рабства, четыре года владеет сахарной плантацией в Бразилии, отправляется в Гвинею за черными рабами, и, в конце концов, вследствие корабельной аварии в океане попадает на безлюдный остров, где живет двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней.

Рассказ в книге ведется от первого лица и сперва напоминает воспоминания: «Я родился в 1632 году в порядочной семье…» — такими словами открывается роман, и мемуарная форма повествования длится вплоть до того момента в развитии фабулы, когда герой после корабельной аварии оказывается на безлюдном острове. Дальше начинается «Дневник» Робинзона Крузо, который он ведет, живя на острове, а потом снова идут воспоминания. Выбор такой повествовательной манеры — мемуарной и дневниковой — был обусловлен не только личным опытом и литературно-стилевыми вкусами беллетриста.

Эта манера как можно быстрее отвечала «новой исторически-культурной эпохе с присущей для нее рационалистическим началом в искусстве».

В жизни Робинзона ничего не происходит по взмаху волшебной палочки или по воле божественных сил. Целиком реальные обстоятельства предопределяют его приключения и скитания, он попадает на остров, а дальше… Далее хозяином его судьбы становится он сам и только он сам. Робинзон на своем острове будто бы повторяет основные стадии культурного развития человечества, выступая в роли охотника, скотовода, земледельца, но он — не человек первоначальных человеческих коллективов, которые прошли через эти стадии, а настоящий англичанин XVIII ст., которого Дефо вооружает орудиями современной ему техники и мировоззрением английской буржуазии эпохи ее перехода на стадию своей зрелости. Робинзону иногда кажется, что он нашел на острове настоящую душевную гармонию, но определенное критическое отношение к обществу, от которого он случайно оторвался, не мешает ему грустить за ним.

У Робинзона довольно развитое чувство владельца, и даже экзотическая, прекрасная природа острова привлекает его, прежде всего потому, что он ощущает себя ее хозяином. «Я спустился в эту волшебную долину и с какой-то тайной утехой… подумал, что все это мое: я царь и хозяин этой земли. Мои права на нее бесспорные, и, когда бы я мог переместить ее, она стала бы такой же безусловной собственностью моего рода, как имение английского лорда». В предусмотрительному и практическом Робинзоне мы видим и простодушного философа. «Ненужный хлам! — говорит Робинзон, когда увидел деньги, которые остались в каюте затонувшего корабля. — Зачем они мне теперь? Ты и того не достойный, чтобы поднять тебя с земли. Всю эту груду золота я готов отдать за любой из этих ножей… оставайся там, где лежишь, и иди на дно морское, как создание, чью жизнь не следует спасать!».

Однако, немного подумав, он решил взять деньги с собой…

История Робинзона Крузо со всеми ее перипетиями может быть воспринята как развернутая, обросшая многими деталями притча о Человеке, о его столкновении с природой, о его борьбе за жизнь, о физической, интеллектуальной и моральной стойкости. Выбранный прозаиком метод сухого мемуарно-дневникового рассказа оказался удивительно удачной формой для воплощения смелого художественного замысла. Как выяснили более поздние комментаторы, романист мог допускать мелкие неточности в географии и зоографии, но в главном — в изображении реального характера человека, который попал в исключительные обстоятельства, — он достиг максимальной художественной убедительности.

Его установка на жизненный оптимизм выдержана от начала и до конца произведения с неограниченной последовательностью.




Образ Робинзона Крузо: «естественный человек эпохи Просвещения»