Образы Малыша и Карлсона в одноименной сказке Астрид Линдгрен
В повседневное, будничное житье-бытье большого современного города, с ежедневным хождением людей на службу, с привычным чтением падких до сенсаций, одуряющих мозги газет, с непременным вечерним времяпрепровождением у телевизора, даже если с экрана несет чушь какая-нибудь френкен Бок. Мальчик с добрыми голубыми глазками, по прозвищу Малыш, вносит свою светлую, лирическую краску, наивность, мягкость, свежесть детского восприятия. Ну кому из взрослых, озабоченных своими собственными взрослыми делами, хотя бы раз взбредет в голову вскарабкаться
Но по долгу службы ему совсем не обязательно любоваться панорамой Стокгольма или же размышлять о том, что же это за необыкновенный домик попался однажды на глаза между трубами?
И кто же другой, как не Малыш, с таким детски чистым восторгом сумеет оценить красоту большого современного города, который хорошо виден из домика Карлсона, с таким непосредственным понятием о честности и порядочности станет в повести размышлять о серьезных вопросах жизни. Впервые, совсем еще по-детски,
Ведь пока Боссе подрастал, Малышу доставался старый велосипед, старые лыжи и коньки, на которых Боссе катался в возрасте Малыша.
Карлсона завтрашние проблемы и завтрашние заботы Малыша ни капельки не интересуют. В том-то и состоит, говоря условно, преимущество Карлсона, что он, кажется, вообще живет безо всяких проблем. А тем более таких серьезных, которые не дают покоя Малышу. Зачем вообще Карлсону проблемы? На все надо смотреть проще.
Карлсону хочется, чтобы всегда было весело и забавно. И если Малыш начинает опасаться, как бы из очередной забавы не вышло каких-нибудь неприятностей, Карлсон снисходительно утешает его: «Спокойствие, только спокойствие». А когда в результате — так, мы уже знаем, чаще всего и бывает — что-то ломается, портится, безнадежно выходит из строя, Карлсон беспечно машет рукой: «Пустяки, дело житейское. Есть из-за чего расстраиваться».
Стоит только взглянуть на прекрасные иллюстрации Илун Вик-ланд к трем повестям Астрид Линдгрен, чтобы убедиться: Карлсону и впрямь расстраиваться не из-за чего. Вот он летит, слегка покачиваясь, по синему, усыпанному звездами небу с таким важным и достойным видом, словно какой-нибудь директор, «конечно, если можно представить директора с пропеллером за спиной». Малыш олицетворяет в книге ее лирическое начало, Карлсон — сказочное, шутливо-фантастическое. Некоторые критики увидели даже в Карлсоне и в Малыше как бы две стороны детской души, единые и разные. Возможно, в этом есть своя правота.
Но бесспорно другое: духовный мир сказочного, шутливо-фантастического Карлсона беднее, уже, чем у Малыша. И взять у Малыша уроки нравственности Карлсону отнюдь не помешало бы. А в то же время скучным и неинтересным показался бы нам дом на улице Стокгольма, не поселись в нем Карлсон, и, как мы уже говорили, однообразной и одноцветной жизнь, не начни Карлсон куролесить чуть не на всех этажах. При этом писательница сумела так плотно вдвинуть своего героя в современный, вполне реальный быт, что мы порой забываем о неких, не совсем обычных свойствах Карлсона. И оказывается, что маленький летающий человечек нам, как и автору, интересен не только тем, что он летающий, и не только своими полетами.
Хотя сказка — вот она, всегда с ним, при нем, неотъемлема от него. Сказочный гном? Фантастический человечек с пропеллером?
Просто толстый, несносный мальчишка? И то, и другое, и третье. Карлсон заставляет поверить в себя — выдуманного и невыдуманного и в конце повествования примирит с таким, какой он есть, всех, исключая разве что твердокаменную френ-кен Бок. Ее он так и не приручил.
Для этого, наверное, понадобилось бы новое продолжение книги. Зато сварливый и раздражительный дядюшка Юлиус, наглядевшись разных чудес в квартире Свантесонов, объявляет, что стал совершенно другим, счастливым человеком, после того как ему открылся замечательный мир сказок.
Льюис Кэрролл, автор «Алисы в Стране Чудес», прежде чем написать свою знаменитую книгу, рассказал ее трем маленьким девочкам во время катания с ними в лодке по реке. Астрид Линдгрен, задолго до того как написала свою первую книгу «Пеппи Длинный-чулок» о веселой рыжей девочке с косичками, которая жила совсем одна, без папы и мамы, рассказала свою книгу маленькой 7-летней дочке Карин. Девочка долго болела, и мама подолгу просиживала у постели Карин, рассказывая ей, как Пеппи Длинныйчулок наслаждалась преимуществами одинокой жизни, без взрослых, потому что никто не загонял ее спать в разгар игры и не заставлял пить рыбий жир, когда хотелось есть конфеты.
Мне кажется, что живая интонация и непринужденность разговорной речи, которая так подкупала в первой книжке Астрид Линдгрен, сохранилась и в других ее книжках. Есть она в «Малыше и Карлсоне». Кажется, будто Карлсона рассказывали, а не написали. Тут нет ничего отвлеченного, расплывчатого.
Фраза движется энергично, весело, непринужденно, и все отчетливо представляется. Наверное, еще и поэтому истории, придуманные Линдгрен, одинаково хорошо и читаются и слушаются.
В немногочисленную, гордо замкнутую библиотеку детских книжек, завоевавших прочные симпатии детей и юношества, в библиотеку, о которой однажды писал Юрий Олеша, предупреждая, что в нее не так-то легко попасть, Малыш и Карлсон вошли сразу же. Впрочем, Карлсон, наверное, и не сомневался, что именно так и должно было быть: кто же самый лучший в мире герой детских сказок? Ну конечно, Карлсон!
Но если миллионы друзей этой книжки с ним не согласились, то уж зато наверняка хором подтвердили, что этот живущий на крыше веселый и толстый человечек действительно самый лучший в мире Карлсон.
Образы Малыша и Карлсона в одноименной сказке Астрид Линдгрен