Они остались вечно живы под Москвой

Прошло больше полувека со дня победы русского народа в Великой Отечественной войне. Столько лет прошло, но не может изгладиться из памяти та грозная эпоха, великий подвиг народа.

Многие писатели и поэты обращались к теме Великой Отечественной войны — тема эта поистине неисчерпаема. «Нам свои боевые не сносить ордена; вам все это, живые, нам — отрада одна: что не даром боролись мы за Родину-мать…» Эти строки А. Твардовского Константин Воробьев предпослал одному из лучших своих произведений — повести «Убиты под Москвой»,

воскрешающей события печального, самого тяжелого и трагического периода Великой Отечественной войны.

Действие повести происходит под Москвой в ноябре 1941 года. Рота кремлевских курсантов идет на фронт. «И оттого, — писал В. Астафьев, — что она не просто рота, трагедия ее по-особому страшная, и хочется кричать от боли. В иных местах, читая повесть, хочется загородить собою этих молодых ребят, вооруженных «новейшими винтовками», СВТ, которые годны были только для парадов, и остановить самих курсантов, идущих на позиции с парадным, шапкозакидательским настроением».

Писатель постоянно прерывает повествование,

чтобы зафиксировать наше внимание то на согласном, молодцеватом шаге почти как на параде идущей роты, то выхватывает из безликого множества одно-два веселых лица, дает услышать чей-то звонкий мальчишеский голос, и тотчас сама рота — отвлеченная армейская единица — становится для нас живым организмом, полноправным и полнокровным действующим лицом повести; то остановит взгляд на главном герое — Алексее Ястребове, несущем в себе «какое-то неуемное притаившееся счастье — радость этому хрупкому утру, тому, что не застал капитана и что надо было еще идти и идти по чистому насту, радость словам связного, назвавшего его лейтенантом, радость своему гибкому молодому телу в статной командирской шинели, радость беспричинная, гордая и тайная, с которой хотелось быть наедине, но чтобы кто-нибудь видел его издали».

Это переполняющее героев чувство радости все больше усиливает открывающийся уже на первых страницах трагический контраст, резче обозначает два полюса — молодой, бьющей через край жизни и неизбежной — всего через несколько дней — смерти. Ведь мы-то знаем о том неумолимо страшном, о чем не знают еще сами курсанты, что ждет их впереди, там, куда так весело идут они сейчас. Знаем уже из названия, начинающегося с жуткого в своей неизбежной определенности слова — «убиты».

Контраст становится еще резче, а ощущение надвигающейся трагедии достигает почти осязаемой плотности, когда мы сталкиваемся с обескураживающей наивностью курсантов. Они, оказывается, в сущности, еще мальчики, надевшие военную форму и брошенные на фронт неумолимым законом военного времени. Чеканным гвардейским шагом перешагнув черту, отделяющую прошлое от настоящего, мир от войны, герои К. Воробьева внутренне, существом своим остались там, за чертой, в такой далекой уже и такой еще недавней мирной жизни. Сознание их не могло сразу вместить всего происходящего, всего, что обрушила на них вдруг жестокая действительность войны.

Слишком отличалась она от привычных, сложившихся представлений. «В душе Алексея не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны».

Эта «невероятная явь войны» стала неожиданностью не только для молоденьких бойцов и лейтенантов, но в значительной степени и для командиров. Потому-то, видимо, не смог до конца сориентироваться в сложившейся обстановке бравый и решительный командир, капитан Рюмин, застрелившийся после гибели роты.

Многое, очень многое произойдет за эти несколько дней, произойдет нечто крайне важное, что перевернет, изменит души героев. И все это будет в первый раз. Первые погибшие товарищи и первый убитый в рукопашной схватке враг; первый бой и первый безумный, животный страх смерти; впервые испытанное чувство полного душевного опустошения после страшной гибели роты и сознание собственного малодушия и первый — один на один — бой с немецким танком. Эпизод гибели роты написан прозаиком поразительно сильно.

Смерть мальчишек в железном кольце немецких танков ужасает своей правдивостью, подчеркнутым реализмом.

После прочтения этой повести хочется лишь одного: чтобы это никогда не повторилось. Невольно вспоминаются слова, сказанные Л. Н. Толстым в «Севастопольских рассказах»: «Война есть противное человеческому естеству состояние».




Они остались вечно живы под Москвой