Открытие России-родины
Тридцатые годы — этап послереволюционной и одновременно предвоенной истории — все еще остаются объектом споров, диаметрально противоположных оценок историков. В них есть все: и грандиозный рывок страны от сохи и лаптей, от массовой безграмотности и классовой розни к могучему и монолитному индустриальному государству, и срывы, трагедии перенапряжения, вирус страха в душах, бюрократизация многих сфер жизни.
Из этого времени доходят кинокадры черно-белой хроники, запечатлевшие работу тысяч землекопов в котлованах Магнитостроя: сплошные
Ho, оказывается, не один цемент, железобетон и наступающая грозная броня заполняли кругозор людей 30-х гг. Вероятно, с удивлением мы обнаруживаем сейчас, что из 30-х гг. возвращаются к нам и пронзительно лиричные романсы Вадима Козина с несколько старомодной лексикой — «Наш уголок нам никогда не тесен», «Давай пожмем друг другу руки, И в дальний путь на долгие года», и задорные ритмы джаза молодого одессита Леонида Утесова и его «Веселых ребят», и чудесная «Катюша» … Мы осознаем — с трудом, при ограниченности знаний об этом часто обруганном десятилетии, что «Песня о Родине» В. И. Лебедева-Кумача уже в 30-е гг., еще до отмены нерусского «Интернационала» в 1944 г. , была первым понятным всем гимном страны. Оказывается, Россия-родина потеснила, сместила образ России-революции, облагородила его. He сбылись мрачные пророчества некоторых эмигрантов: мол, время после 1917 г. — это время «после России»…
В 30-е гг. нельзя уже входить, даже зная о трагедиях этой эпохи, как в заведомо холодный, мрачный, бесплодный туннель. Нельзя видеть в них сплошной провал, черную воронку, «прочерк» истории, время резкого ухудшения качества жизни и тем более остановки движения, безмерного поражения гуманизма.
Даже Александр Солженицын в одном из последних рассказов — «На изломах» — в раздумьях главного героя, «железного» директора оборонного завода Дмитрия Емцова, не упуская и своей давней темы репрессий, говорит об эпохе 30-х гг. как о «мощном электромагнитном поле», как об эпохе разбега, величайшей исторической скорости: «Надо было еще годам и годам пройти, чтобы осознать, как от него получила вся страна Разгон в будущее. Отойдет вот это ощущение как бы продолженной войны — а Разгон останется, и только им мы совершим невозможное…» Это совершенно неожиданный для создателя «Архипелага Гулаг» образ, отметила современная критика, — «сталинский разгон в будущее». «Он действовал вплоть до космических ракет и Юрия Гагарина, историческому полету которого Хрущев был лишь рядовым свидетелем, а никак не вдохновителем, вплоть до атомных ледоколов и авианосцев. Отсюда и разгадка таких шекспировских героев, которыми полна советская история.
Разгадка образов полководцев и ученых, художников и инженеров Большого Стиля Эпохи — от Королева и Туполева до Галины Улановой и Александра Твардовского, от Калашникова и Курчатова до Веры Мухиной и Довженко», — писал критик В. Бондаренко.
Безусловно, представить сложное единство оптимизма и горечи, идеализма и страха, преображения люмпенизированной массы в народ и лагерного кошмара 1937 г., возвышения человека труда и одновременно бюрократизации власти действительно нелегко. Чего было больше в 30-х гг., что перевешивает? Гениальные творения М. А. Шолохова и Д. Д. Шостаковича или пласты парадной псевдопрозы, почти ритуально-обрядовой, «гимнической» поэзии?
Оправдывают ли последующие десятилетия все, что успели свершить 30-е гг.?
Естественно, первое слово в оценке их — оправдание или осуждение — Великой Отечественной войны, Победы… Впрочем, где она, Победа 1941-1945 гг., ковалась в прямом, «кузнечном» смысле слова? Александр Твардовский, поэт и общественный деятель, резко критиковавший культ личности, политику раскулачивания, в поэме «За далью — даль» честно указал то место, где начиналась Победа. Он вспомнил Урал военных лет, его Танкограды:
Когда на запад эшелоны,
На край пылающей земли,
Тот груз, до срока зачехленный,
Стволов и гусениц везли, —
Тогда, бывало, поголовно
Весь фронт огромный повторял
Co вздохом нежности сыновней
Два слова:
— Батюшка-Урал…
Ho ведь это был уже не старый Урал купцов Демидовых и Строгановых, а Урал Челябинского тракторного, Магнитки, Уралмаша, построенных в 30-е гг.! А за ним были еще «батюшка-Кузбасс» и сотни других заводов, эвакуированных сюда из Харькова, Сталинграда, Донбасса, но построенных именно в 30-е гг.
Вероятно, и 50-е гг., и наши дни могут с благодарностью обратить свой взгляд в сторону 30-х гг., их свершений. Ho негасимый свет Победы позволяет отчетливо рассмотреть, как много сделали люди 30-х гг., сделали сразу же после выхода измученной, обескровленной страны из Гражданской войны, разрухи, в исторически короткое предвоенное десятилетие. В 1941 г., когда Страна Советов не была сокрушена бронированными ордами фашизма, подтвердилось величие и благородство того героического пафоса, которым жили подвижники 30-х гг.
Открытие России-родины