По рассказу Лескова «Зверь»
Казалось бы, вопросы милосердия не слишком интересовали реалиста и сатирика, виртуозного стилиста Н. С. Лескова. Тем не менее почти в каждом его произведении, как бы на втором плане, зашифрованно, звучит: люди, будьте добры друг к ДРУГУ.
Этический аспект, не отменяя социального обличения, выдвигается на первый план и в рассказе «Зверь». В этой ситуации опять происходит испытание человека на человечность. События увидены как бы двойным зрением: впечатления пятилетнего ребенка,, воспринимающего мир сугубо эмоционально, передаются уж% зрелым
В мире взрослых понятия «зверь» и «человек» далеко разведены. В детском восприятии медведь Сганарель и крепостной Ферапонт уравниваются чувством любви и сострадания к ним обоим: «Нам было жаль Сганареля, жаль и Ферапонта, и мы даже не могли себе решить, кого из них двух мы больше жалеем». Но человек и зверь в лесковском рассказе уравниваются и художественно. В нем постоянно звучит мотив подобия медведя и крепостного, обрисованных почти одними и теми же словами: красавец Ферапонт — «среднего роста, очень ловкий, сильный и смелый», Сганарель был «большим,
Сганарель умел ходить на двух лапах, бить в барабан, маршировать с большой палкой, таскать кули с мукой на мельницу, надевать мужицкую шляпу.
Рациональная логика как будто оправдывает уничтожение медведя, в котором пробудились звериные инстинкты. Но против нее восстает нелогичное человеческое чувство, чувство сострадания к другому живому существу И непосредственное душевное движение ребенка у Лескова безошибочнее рациональной логики, которая обнаруживает свою внутреннюю противоречивость. Зверь осуждается на казнь, и его приговаривают к смерти по закону, придуманному людьми для людей Преданность зверя человеку заставляет оценить этот приговор как предательство со стороны людей.
Недаром возникает неожиданная параллель, выходящий из ямы Сганарель напоминает короля Лира.
А на наивный вопрос ребенка, можно ли помолиться за Сганареля, старая няня, подумав, отвечает, что «медведь — тоже Божие создание, и он плавал с Ноем в ковчеге»
Ферапонт все-таки спасает зверя, но суть рассказа в том, что, избавив от неминуемой гибели медведя, он тем самым спасает и человека, развращенного безграничной властью крепостника. Деспотизм, субъективно понимаемый как мужественная сила и непреклонная твердость духа, уступает мягкосердечию, которое раньше расценивалось как непростительная слабость. Недаром Ферапонта называют «укротителем зверя».
Своеобразное «укрощение зверя» происходит и в рассказе «Старый гений». Право на такое «странное сближенье» дает реплика повествователя: должник «маленькой старушки» был «зверь травленый» и потому не боялся ни намеков, ни угроз своей беззащитной кредиторши.
Рассказ этот читается с улыбкой, но в нем есть свой драматизм. Драматичность эта не только в угрозе бедности и бездомности, нависшей над старушкой, ее больной дочерью и внучкой. Не менее важно, что должник обманул их доверие и тем самым пошатнул веру в людей вообще. «Старый гений», восстанавливая попранную справедливость, возвращает и утраченную было веру в обязательное торжество добра, и неотвратимость возмездия за зло
Лескову не жаль для «пассажного гения» столь высокого определения, он не вкладывает в него никакой иронии «Гений» покарал «злодейство». Для автора важен не малый «масштаб» гениальности, а важна ее высокая суть Человеческий талант, в чем бы он ни проявлялся, всегда вносит в жизнь светлое, жизнеутверждающее начало, потому что необходимо связан, по Лескову, с духовной красотой и теплотой человеческого сердца.
По рассказу Лескова «Зверь»