Поэты Чистого или Утилитарного искусства
В середине XIX века обострились споры между сторонниками так называемого «чистого» и «утилитарного» искусства. Первые полагали, что искусство имеет значение само по себе, как воспроизведение и создание прекрасного, всегда волнующего душу человека, вторые ставили искусство на службу общественным задачам. Представителями «чистого» искусства, были Тютчев, Фет, Майков, Полонский, Григорьев и некоторые другие поэты, представителями искусства «утилитарного» — Некрасов, Плещеев, Надсон. Сложную позицию в этой борьбе занимал
Каждая из сторон была, очевидно, права по-своему; сторонники «чистого» искусства обращались к вечным общегуманистическим ценностям, представители «утилитарного» искусства справедливо указывали на необходимость борьбы за демократизацию общества средствами искусства.
У поэтов «чистого» искусства широкое развитие получили пушкинские мотивы поэзии как божественного дара, непонятного непосвященным. Так, обращаясь к своей Музе, Фет пишет: «Заботливо храня твою свободу, / Непосвященных я к тебе не звал / И рабскому их буйству я в угоду / Твоих речей не осквернял». Муза предстает
Тютчев развил этот мотив еще дальше: в стихотворениях «Silentium», «Молчи, прошу, не смей меня будить…», «Нам не дано предугадать…» поэт говорит о фатальном непонимании людьми друг друга, которое не в силах преодолеть даже поэт. Звучит у Тютчева и пушкинский мотив противопоставления поэта толпе; так, про свою душу он пишет: «Душа моя, Элизиум теней,/ Что общего меж жизнью и тобою! / Меж вами, призраки минувших, лучших дней, / И сей бесчувственной толпою?..» Пушкинскую и лермонтовскую традицию понимания поэзии как божественного дара, а поэта — как пророка, развивает и Григорьев: «Поэт — пророк, ему дано / Провидеть в будущем чужом. / Со всем, что для других темно, / Судьбы избранник, он знаком. / Ему неведомая даль / Грядущих дней обнажена…» Интересную трактовку поэзии находим мы у Полонского: он, пожалуй, впервые сблизил искусство с наукой «Миру, как новое солнце, сияет / Светоч науки, и только при нем / Муза чело украшает / Свежим венком».
Интересную позицию занимал в вопросе о предназначении поэзии А. К. Толстой. Не чуждый в своей лирике тем и проблем «чистого» искусства, он все же признался в одном из стихотворений: «Искусство для искусства / Равняю с птичьим свистом». Ему же принадлежит замечательная миниатюра о гражданственности искусства, о связи поэта с судьбой родины, народа:
Писатель, если только он Волна, а океан — Россия,
Не может быть не возмущен,
Когда возмущена стихия.
Писатель, если только он Есть нерв великого народа.
Не может быть не поражен,
Когда поражена свобода.
Писатели противоположного направления отстаивали в искусстве гражданственность, необходимость служения высоким общественным идеалам. Искусство, по их мнению, должно вести на борьбу, хотя бы даже сам поэт не будет удостоен за свою деятельность лаврового венка. Здесь очень сильно сказывались гоголевские традиции противопоставления легкой дороги возвышенного творчества и тернистого пути поэта гражданина, как например, в таком стихотворении Плещеева :»Пускай заманчив гладкий путь, / Но ты своей высокой цели, /Поэт, и в песнях и на деле / Неколебимо верен будь…
Иди по терниям колючим / Без ободренья и венца. / И будь бестрепетным бойцом, / Бойцом за право человека».
Поэты Чистого или Утилитарного искусства