Поэзия женской души Ахматовой А. А
В стихах Ахматовой открывается мир женской души, страстной, нежной и гордой. Рамки этого мира были очерчены любовью — чувством, составляющим в стихах Ахматовой содержание человеческой жизни. Нет, кажется, такого оттенка этого чувства, о котором бы не было сказано здесь: от нечаянных оговорок, выдающих глубоко затаенное, позволяет их дыханию слиться, отозвавшись в рожденных этим стихах: Лишь голос твой поет в моих стихах, В твоих стихах мое дыханье веет.
И есть костер, которого не смеет Коснуться ни забвение, ни страх. И если б знал ты, как
И когда она оставляет человека, уходит, то остановить ее не могут даже справедливые укоры совести: «В недуге горестном моя томится плоть, А вольный дух уже почиет безмятежно». Только это кажущаяся безмятежность, она опустошительна, порождая горестное осознание, что в покинутом любовью доме «не совсем благополучно». Ахматова не стремится вызвать у читателя сочувствие, а тем более жалость: в этом героиня ее стихов не нуждается. «Брошена!
Придуманное слово — Разве
Даже облик героини стихов намечен легким штрихом, едва уловим: «У меня есть улыбка одна. Так, движенье чуть видное губ». Ho эта зыбкость, неопределенность уравновешивается обилием деталей, подробностей, принадлежащих самой жизни. Мир в стихах Ахматовой не условно поэтический — он реален, выписан с осязаемой достоверностью: «Протертый коврик под иконой, В прохладной комнате темно…», «Ты куришь черную трубку, Как странен дымок над ней. Я надела узкую юбку, Чтоб казаться еще стройней».
И героиня стихов появляется здесь «в этом сером будничном платье, на стоптанных каблуках…». Однако ощущение заземленности при этом не возникает — тут другое: «…Нет земному от земли И не было освобожденья». Погружая читателя в жизнь, Ахматова позволяет почувствовать течение времени, властно определяющего судьбу человека. Впрочем, вначале это находило выражение в столь часто встречающейся у Ахматовой прикрепленности происходящего к точно — по часам — обозначенному моменту: «Я сошла с ума, о мальчик странный, Вереду в три часа».
Позднее ощущение движущегося времени будет поистине материализовано: Что войны, что чума? Конец им виден скорый; Их приговор почти произнесен. Ho как нам быть с тем ужасом, который Был бегом времени когда-то наречен.
О том, как рождаются стихи, Ахматова рассказала в цикле «Тайны ремесла». Примечательно соединение этих двух слов, совмещение сокровенного и обыденного — одно из них буквально неотделимо от другого, когда речь заходит о творчестве. Оно у Ахматовой явление того же ряда, что и жизнь, и процесс его идет по воле сил, что диктуют ход жизни. Стих возникает как «раскат стихающего грома», как звук, побеждающий «в бездне шепотов и звонов».
И задача поэта — уловить его, расслышать прорывающиеся откуда-то «слова и легких рифм сигнальные звоночки». Процесс творчества, рождение стиха у Ахматовой приравнивается к процессам, что происходят в жизни, в природе. И обязанность поэта, казалось бы, не выдумывать, а всего-то лишь, расслышав, записать. Ho давно уже замечено, что художник в своем творчестве стремится не к тому, чтобы делать как в жизни, а творит как сама жизнь.
В соперничество с жизнью вступает и Ахматова: «У меня не выяснены счеты С пламенем и ветром, и водой…» Впрочем, тут, пожалуй, точнее говорить не о соперничестве, а о сотворчестве: поэзия позволяет добраться до сокровенного смысла того, что делается и сделано жизнью. Это Ахматовой было сказано: «Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда, Как желтый одуванчик у забора, Как лопухи и лебеда». Ho земной сор становится почвой, на которой поэзия вырастает, поднимая с собой человека: «…Мне мои дремоты Вдруг такие распахнут ворота И ведут за утренней звездой».
Вот почему в лирике Ахматовой у поэта и мира отношения на равных — счастье быть одаренной им неотделимо в стихах от осознания возможности одарить щедро, по-царски: Многое еще, наверно, хочет Быть воспетым голосом моим: То, что бессловесное, грохочет, Иль во тьме подземный камень точит, Или пробивается сквозь дым.
Для Ахматовой искусство способно вбирать в себя мир и тем самым делать его богаче, и этим определяется его действенная сила, место и роль художника в жизни людей. С ощущением этой — дарованной ей — силы Ахматова прожила свою жизнь в поэзии. «Осуждены — и это знаем сами — Мы расточать, а не копить», — сказано ею в самом начале поэтического пути, в пятнадцатом году. Именно это позволяет стиху обрести бессмертие, о чем сказано афористически точно: Ржавеет золото и истлевает сталь, Крошится мрамор.
К смерти все готово. Всего прочнее на земле — печаль И долговечней — царственное слово. При встрече со стихами Ахматовой невольно вспоминается имя Пушкина: классическая ясность, интонационная выразительность ахматовского стиха, отчетливо выраженная позиция приятия мира, противостоящего человеку, — все это позволяет говорить о пушкинском начале, явственно обнаруживающем себя в поэзии Ахматовой. Имя Пушкина было для нее самым дорогим — с ним связывалось представление о том, что составляет суть поэзии.
Прямых перекличек с пушкинскими стихами в поэзии Ахматовой почти не встретить, воздействие Пушкина сказывается здесь на ином уровне — философии жизни, настойчивом стремлении быть верным лишь одной поэзии, а не силе власти или требованиям толпы. Именно с пушкинской традицией связывается свойственная Ахматовой масштабность поэтической мысли и гармонической точности стиха, возможность выявить всеобщее значение неповторимого душевного движения, соотнести чувство истории с чувством современности, наконец, многообразие лирических тем, скрепляемых личностью поэта, который всегда современник читателю.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Поэзия женской души Ахматовой А. А