Проблема свободы личности в романе Кима «Отец-лес»
Все, что было в душе, все как будто опять потерялось, и лежал я в траве, и печалью и скукой томим. И прекрасное тело цветка надо мной поднималось, и кузнечик, как маленький сторож, стоял перед ним. Николай Заболоцкий.
Идея блага человечества и его спасения всегда лежит в основе любой антиутопии. Но в ходе осуществления этой цели происходит трансформация: цель далека, а «дорога в ад вымощена…» Всякая антиутопия всегда идеологична и социальна. В «традиционных» антиутопиях всегда изображалось усовершенствованное общество будущего,
В современной антиутопии действительность представляется хаотичной, все связи — социальные, экономические, нравственные — разрушенными. Никакого оптимистического выхода из такой ситуации писатели не дают. Если в прежних антиутопиях формой освобождения личности мог быть индивидуальный бунт, то теперь хаос настолько подавляет, что бунт просто бессмыслен там, где бунтуют все и по разным соображениям.
Роман Анатолия Кима «Отец-Лес» поднимает этические и философские проблемы бытия людей XX века. Не случайно автор определяет
Роман «Отец-Лес» — своего рода история жизни в XX веке трех поколений старинного рода Тураевых — деда, сына и внука. В этом роде соединилась дворянская и крестьянская кровь, что позволяет ему представлять русский народ. Род Тураевых вобрал в себя страдания и муки народа, выпавшие за весь век на его долю: голод конца 20-х, «лишенство», ужасы фронта и концлагерей, как советского, так и немецкого.
Мысль о страдании и свободе человека — главная философская мысль романа. Каждое из трех поколений Тураевых по-своему понимает свободу, по-своему относится к страданию. Николай Николаевич — старший из рода, офицер-ветеринар, человек честный, добрый. В молодости он решил освободиться от общества, ибо оно, «с его жесткими обязательствами, предрассудками и разными правилами, как благородными, так и подлыми», мешало постичь натуральную свободу, как ему казалось, полную и неограниченную.
С юности Николай Николаевич не любил высоких слов, затемняющих истинный смысл. Он плохо вписывался в среду студенческой молодежи конца XIX века с ее мечтаниями об общественной пользе, о благе народа. Революция для него — не лучший способ преобразований, он предпочитает эволюционный ход истории. «…Общество есть собрание таких, как мы, отдельных индивидов, и если каждый из нас принесет своим трудом пользу себе, то тем самым он принесет пользу и обществу. Это естественный ход, господа, соответствующий природной закономерности. Николай Николаевич представлял, что свобода может реализоваться только в уединении, в изоляции от общественной суеты.
В густом лесу он выстраивает себе дом. «Колин Дом» называет его жена Анисья — крепкая крестьянская баба, ставшая хозяйкой в этом доме. Николай Николаевич пытается на собственном опыте разобраться, что же такое свобода. В уединенности, отрезанности от остального мира он увидел раскрепощение, но не свободу. Образ ожога души проходит через весь роман.
Он возникает в сознании и ощущениях Глеба Тураева. Но это генетически переданное чувство, рожденное физическими муками, испытанными отцом, душевной тоской деда. Ожог — это скорбь «по навеки утраченному прошлому», ужас от реалий этого прошлого.
С одной стороны, герои романа испытывают одиночество. С другой — их сознание перетекает. Так, мысль, рождающаяся в сознании деда, передается внуку.
Глеб воплощается в отца, а отец продолжает мыслить в сыне, то есть они составляют нечто единое, общее. «Николай Тураев в одну минуту утратился как самостоятельная духовная единица, словно бы мгновенно погиб, потому что его сын Степан видел рядом с собою на обочине грязной дороги растоптанного человека со страшным, искаженным лицом, а сын Степана, Глеб, из-за этого же потерял всякое желание жить…» Все судьбы в романе связаны и переплетены друг с другом и в пространстве, и во времени. Разные времена смыкаются, образуя не вектор, линейно ведущий из прошлого в будущее, а некую пульсирующую точку, в которой сливается прошлое деда, настоящее отца, прошлое внука.
В пространстве Леса и Дома одновременно разворачиваются судьбы разных персонажей, существовавших в разное время, прежде умерших и воплотившихся в другие жизни или в деревья. Автор объединяет духовные миры всех своих персонажей, разделенных десятилетиями, веками и сотнями километров, составляет самые невероятные комбинации судеб. Анатолий Ким показывает, что судьбы отдельных людей связываются в непрерывную цепь страданий всего Человечества. Николай Николаевич отрицает прогресс, так как видит в нем только поиски путей взаимоистребления. «Мир человеческий погряз, обслуживая свое звериное начало. Величие наших грандиозных злодеянии никак не сравнимо с жестокостью самых свирепых хищников.
А вся сила и гений разума превращаются в силу нашего самоуничтожения и в гении неодолимого зла, мучительства и тоски. Называется все это прогрессом».
Язычество в романе теснейшим образом переплетается с буддизмом. На основе представлений о переселении душ буддизм утверждает, что живые существа способны перевоплощаться. Анатолий Ким, соединяя язычество и буддизм, перевоплощает людей в деревья. Символом Дома Тураевых служит раздвоенная вилорогая сосна, о происхождении которой в текст романа вплетена микроновелла. Дерево печали — липа воплощает в себе душу той девушки-фельдшерицы, которая самовольно ушла из жизни, и «непостижимая печаль, страшность была в том».
В молодом дубке возродилась душа Гришки, забитого за воровство деревенскими мужиками: «… душа Гришкина все человеческое прошлое забыла, и в шелесте дубовой листвы не было никаких отзвуков былых страстей и следов неисповедимых мучений».
Отзвуки буддистской философии с ее уравниванием всех людей в страдании образуют центр концепции свободы молодого Николая Тураева. Если язычество и буддизм проявляются в знаках-символах романа, которые и образуют его атмосферу, то христианство выступает в виде сентенций или авторских трактовок евангельских сюжетов. Так, Ким описывает встречу воскресшего Христа с путешествующими в Эммаус и эпизод преломления хлеба.
Писатель предлагает понимать Вознесение как расхождение человеческого и божественного.
В системе изобразительных средств романа особое место занимает образ Железного Змея. Он появляется в период войн, питается железом, изготовленным людьми для убийства друг друга. Идущий от народной сказки образ Змея тем не менее кажется неорганичным и искусственным в поэтическом мире романа.
Его символика слишком откровенна и однозначна, что разрушает недоговоренность и таинственность повествования. «Отец-Лес» А. Кима не предлагает своей законченной философской концепции свободы. Это не философское произведение, а литературное. Но роман ставит вопросы и пытается предложить свои варианты ответов.
Проблема свободы личности в романе Кима «Отец-лес»