Проза В. В. Набокова
Романы, написанные В. Набоковым на русском языке, принято делить на две группы. К первой из них относятся «Машенька», «Подвиг», «Дар». Сюжеты в них основаны на автобиографическом материале, Набоков делает героя либо носителем своего опыта, либо наделяет его своей профессией.
В романах второй группы ситуации условны, автор вступает с читателем в игру.
В прозе, особенно в первых произведениях В. Набокова, как и в стихах, ощущается русское начало. Но родина — лишь воспоминание, сон. Набоков был представителем «незамеченного
Пейзажи усадебные, не деревенские: парк, озеро, аллеи и грибы — сбор которых любили и дачники. Но как будто Набоков никогда не знал: запаха конопли, нагретой солнцем, облака мякины, летящей с гумна, дыхания земли после половодья, стука молотилки на гумне, искр, летящих под молотом
Россия для Набокова осталась в прошлом, та Россия, которая существовала в настоящем, не вызывала у него никакого интереса. Поэтому постепенно русская тема перестает быть главной в его творчестве, внимание писателя обращается к тому, что занимает его сегодня.
Такое видение мира было не похоже на то, что традиционно присутствовало в русской литературной классике, пропитанной социальным пафосом. Трагедия «лишнего человека» была связана с невозможностью реализации себя в определенных общественных условиях. Набокову такое понимание глубоко чуждо.
Сама мысль об общественном служении или социальном пафосе литературы кажется ему кощунственной и недостойной художника. Внутренняя жизнь личности намного важнее, чем то, что происходит с человеком во внешнем мире. Трагедия человека не может, по Набокову, объясняться тем, что жизнь прошла мимо, как это было с чеховским Ионычем. Тем более не признавал он ни за кем права «судить» его героев — ни за общественностью, ни даже за его собственной совестью.
Герои Набокова могут оказаться вообще вне нравственных законов, как Гумберт Гумберт, герой «Лолиты», или же герой «Камеры обскуры». Писателя совершенно не занимало даже мнение читателя о его творчестве. Он размышлял: «Зачем я вообще пишу? Чтобы получать удовольствие, чтобы преодолевать трудности. Я не преследую при этом никаких социальных целей, не внушаю никаких моральных уроков…
Я просто люблю сочинять загадки и сопровождать их изящными решениями». Даже любовь к человеку, утверждавшаяся всегда в русской литературе как высшая ценность, у Набокова зачастую становится жалкой пародией.
Новизна творчества Набокова была столь очевидна, что первые же его произведения были встречены недоумением эмигрантской критики. Г. Иванов заявлял, что в романе «Король, дама, валет» «старательно скопирован средний немецкий образец», в «Защите Лужина» — французский и что суть писательской техники Сирина составляет идея перелицовывать наилучшие заграничные образцы. Современники отмечали, что достоинство произведений В. Сирина в их формальной стороне.
В. Ходасевич считал, «что одна из главных задач его — именно показать, как живут и работают приемы».
Характер творчества Набокова определили черты его личности, ведь для того, чтобы пойти наперекор гуманистическим традициям русской классической литературы и, соответственно, литературы эмигрантской, нужно было обладать и мужеством, и чувством глубочайшей внутренней независимости и самодостаточности.
Отношение к людям, которое было свойственно В. В. Набокову, определило и концепцию личности в литературе, которую он предложил. Главной чертой является отсутствие характера в традиционном — реалистическом — смысле этого слова. Он создает не столько характеры, сколько куклы, манекены, полностью подчиненные автору. Главным и единственным в романе оказывается характер самого автора.
Герои не представляются ему личностями, которые могут иметь собственную волю, индивидуальность, они лишь выразители авторской индивидуальности.
В романе «Король, дама, валет» есть один очень показательный в этом смысле эпизод. Его герой, предприниматель Драйер, создает манекены, способные двигаться, как живые люди. «В тишине был слышен мягкий шелестящий шаг механических фигур. Один за другим прошли: мужчина в смокинге, юноша в белых штанах, делец с портфелем под мышкой, — и потом снова в том же порядке. И вдруг Драйеру стало скучно.
Очарование испарилось. Эти электрические лунатики двигались слишком однообразно, и что-то неприятное было в их лицах, — сосредоточенное и приторное выражение, которое он видел уже много раз. Конечно, гибкость их была нечто новое, конечно, они были изящно и мягко сработаны, — и все-таки от них теперь веяло вялой скукой, — особенно юноша в белых штанах был невыносим. И, словно почувствовав, что холодный зритель зевает, фигуры приуныли, двигаясь не так ладно, одна из них — в смокинге — смущенно замедлила шаг, устали и две другие, их движения становились все тише, все дремотнее. Две, падая от усталости, успели уйти и остановились уже за кулисами, но делец в сером замер посреди сцены, — хотя долго еще дрыгал плечом и ляжкой, как будто прилип к полу и пытался оторвать подошвы.
Потом он затих совсем. Изнеможение. Молчание».
Набоков создал принципиально новую для русской литературы этическую систему, провозгласив общественное неслужение и крайний индивидуализм, что сформировало и иную эстетическую систему. Писатель отказывается от реализма, использует иные принципы типизации. Сознание героя реалистического романа сформировано типичными обстоятельствами, сознание же героя модернистской литературы обусловлено чем-то иным. Чем же? Принципы мотивации персонажей Набокова различны.
Так, трагедия героя романа «Приглашение на казнь» Цинцинната Ц. обусловлена тем, что он непрозрачен в мире, где все остальные прозрачны. Вся жизнь, все сознание Гумберта Гумберта определяются страстью, Характер гроссмейстера Лужина сформирован логикой шахматной игры, которая заменила ему реальность. Отношения между героем и действительностью оказываются искривленными, нелогичными. Герой стремится постигнуть реальную жизнь — и не может сделать этого. Возникает характерный мотив бегства из враждебного мира.
Набоков, живший во время, когда история властно вторгалась в жизнь каждого человека, а литература эту связь осмысливала, стремился утвердить суверенитет человеческой личности, ее право на независимость от исторических обстоятельств. Это продуманная жизненная и творческая позиция, мужественно отстаиваемая, ставшая программой личного и литературного поведения, одна из попыток сохранить право частного бытия, право ощущать себя вполне суверенной личностью по отношению к любым внешним событиям. В набоковском индивидуализме некоторые исследователи видят продолжение традиций русской классической литературы — доведенное до «предела» уважение к личности, а выражение любви к человеку — в утверждении права человека быть самим собой, невзирая ни на какие внешние обстоятельства.
В предисловии к поэтическому сборнику «Поэмы и проблемы» Набоков подытожил европейский период своего творчества, написав, что в нем несколько самостоятельных периодов: «во время первого он писал банальные любовные стихи», потом последовал период, «отражающий полное отвержение так называемой Октябрьской революции; и период, продолжавшийся далеко за двадцатый год». В конце 1930-х годов наступило «внезапное освобождение от этих добровольно принятых на себя оков, выразившееся в уменьшении продукции в запоздалом открытии твердого стиля».
В Германии В. В. Набоков прожил до 1937 года, когда, спасая от фашизма жену-еврейку, вынужден был переехать во Францию. Он поселился в Париже, с которым у писателя были давние литературные связи: все его романы с 1929 года публиковались в одном из самых заметных журналов русской эмиграции — «Современных записках». Но литературная деятельность не давала возможности содержать себя и семью — жену с сыном, поэтому Набоков занимался переводами, давал уроки иностранных языков и тенниса.
Но жизнь в Париже оказалась недолгой. Перед оккупацией фашистами Франции Набоков в 1940 году вместе с семьей уехал в Америку, где начался новый период творчества писателя. С этого момента он почти полностью перешел на английский язык.
Проза В. В. Набокова