Пушкинская «Сцена из Фауста» — произведение общечеловеческое
Пушкин дает свое решение трагедии Фауста — с реалистических позиций. Поэт психологически точно и правдиво изображает неминуемый переход от скуки, равнодушия и презрения к людям к яростной, жестокой ненависти к ним. Оттого-то его герой и ставит новую и страшную задачу перед Мефистофелем — увидев в море белеющий парус приближающегося к берегам Голландии корабля, он требует — «Все утопить»! Этим приказом и кончается «Сцена».
Эволюция героя, прослеженная аналитически, в психологическом ключе — от горькой жалобы «Мне
И в этом проявилась всемирность Пушкина: он свободно обращался к мировому образу, к Фаусту, объясняя его судьбу. Протеизм, помогая перевоплощению, позволял Пушкину дать ответ на общественные, философские и нравственные вопросы и проблемы, стоявшие перед человечеством нового века, опираясь на опыт исторического, социального и общественного развития России. Борьба Пушкина с романтизмом, моментом
Использование мировых образов и сюжетов оказывалось в решении этих задач наиболее эффективным. Именно поэтому после «Сцены из Фауста» родился у Пушкина замысел других драматических сцен, которые и были осуществлены в первую болдинскую осень.
В освещении Пушкиным проблемы Фауста проявилась самобытная русская мысль. Конечно, на этом решении лежит печать личной гениальности Пушкина-художника. И все же решение это — не только плод данной индивидуальности оно уходило корнями в русскую жизнь, в русскую историю, питалось богатыми традициями русского самосознания, выражало его и одновременно формировало на новом историческом этапе.
Не случайно те же всеобщие философские проблемы понимания человека и путей его самореализации в наступившем «железном веке» по-своему, но с тех же позиций русского национального опыта решались и Лермонтовым в «Демоне».
Реальная роль Пушкина в преодолении русской литературой романтизма, в освобождении ее от индивидуалистического идеала человека практически не изучена. Не рассмотрено и восприятие русскими писателями той эпохи отдельных произведений Пушкина, с которых с наибольшей отчетливостью проявлена их антиромантическая направленность. В этой связи заслуживают внимания суждения В. Кюхельбекера.
В своем «Дневнике» 5 февраля 1841 года, после знакомства со статьей В. Белинского о романе Лермонтова «Герой нашего времени», В. Кюхельбекер записал: роман этот есть «вариация на пушкинскую «Сцену из Фауста»» . Несомненно, Кюхельбекер имел в виду образ Печорина и его философию. Мысль эта, волновавшая ссыльного поэта, получила развитие в третьей части его мистерии «Ижорский». Поэт влагает в уста Кикиморы беспощадную характеристику романтиков-индивидуалистов:
Герой сороковых годов Без сердца, без друзей и без врагов; Он даже самого себя не любит, Не мстит, а если губит, Так потому, что скучно и что вник В ничтожество людей — ему сказал рассудок: Их нечего беречь. Он истинно велик. Он убежден, что все на свете предрассудок, Все вздор.
В одном из вариантов предисловия к мистерии «Ижорский» Кюхельбекер так представляет глазного героя: в первой части «душа его требует не наслаждения — он пресытился наслаждениями. . .», «людей Ижорский от всей души презирает, но еще не ненавидит…» «Сцена из Фауста» надолго запала в душу В. Кюхельбекера. Глубоко понимая ее, поэт учитывал открытие Пушкина и при оценке романа Лермонтова и при написании собственной мистерии.
В сороковые годы к проблеме Фауста обратился И. С. Тургенев. Эпоха рождения в Германии идеала свободной и независимой личности, указывал Тургенев, определяется как эпоха романтизма. «. . .Романтизм есть не что иное, как апофеоза личности. Он готов толковать об обществе, об общественных вопросах, о науке; но общество, так же как и наука, существует для него — не он для них».
В это время и появился Гете, «которому суждено было выразить собой всю сущность своего народа и своего времени»; «Как великий немецкий поэт, он создал «Фауста».
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Пушкинская «Сцена из Фауста» — произведение общечеловеческое