Райнер Мария Рильке
«Позднебуржуазная поэзия» конца XIX — начала XX веков достигла своих вершин в творчестве Стефана Георге, Гуго фон Гофмансталя и Райнера Марии Рильке.
У Рильке было множество мелких эпигонов и подражателей, но его лирика дала значительный импульс и таким замечательным социалистическим поэтам,
Как Л. Фюрнберг и И. Бехер. Однако утонченность лирического самовыражения именно своим совершенством толкала к контрасту: Б. Брехт, К. Тухольский, Э. Кест-нер, Э. Вайнерт разрабатывали иные представления о содержании и форме стихов, противопоставляя
Рильке родился в семье пражского почтового чиновника. Пять лет пробыл он в кадетском училище, пока его честолюбивая мать не смирилась с тем, что офицер из него не получится. Некоторое время он учился в Праге, затем в Мюнхене и Берлине, занимаясь историей литературы, искусства и права. В свой родной город он больше не возвращался. Воспоминания детства определили содержание его ранних произведений. Они являлись фоном его маленьких рассказов, они же послужили тематическим центром
Песни, подаренные народу». То, что Рильке понимал под «народом», было довольно сентиментальными воспоминаниями о чешских крестьянах или прислуге. В книге «Жертвы ларам» есть такие стихи, как «Народный напев», которые уверенной рифмой, тонкой ритмической нюансировкой свидетельствовали о том, что дарование поэта уже достигло своего расцвета.
Мне так сродни чешских напевов звуки — смутную боль разлуки будят они.
Слышишь?.. Поет робко ребенок в поле, чувство щемящей боли в сердце встает.
Минут года,
Будешь бродить по свету, — грустную песню эту вспомнишь тогда.
Эти стихи не принесли большого успеха молодому автору, зато была замечена его лирическая проза — рассказ «Мелодия о любви и смерти корнета Кристофа Рильке» , в котором, однако, с излишней патетикой провозглашалась патриотическая романтика смерти.
Широкий мировоззренческий охват действительности, крупномасштабность философско-поэтического постижения современной эпохи пришли в творчество Рильке лишь тогда, когда он раздвинул круг исходных впечатлений, связанных с воспоминаниями детства, родительского дома.
В Мюнхене, Берлине, Париже ему довелось ощутить одиночество жителя большого города. Напротив, другие поездки породили в нем иллюзию гармонии доиндустриальной жизни. Глубокий след оставила в нем поездка в Россию в 1910 году, когда он побывал у Льва Толстого.
Рильке не находил себе места между двумя полюсами — враждебным городом и докапиталистической идиллией. Его жизнь прошла в непрерывных скитаниях по многим странам Европы. Рильке был, вероятно, одним из последних «чистых» лириков, так как о материальной стороне его жизни заботились состоятельные друзья. Они предоставили в его распоряжение замок Дуино на берегу Адриатического моря; последние годы жизни Рильке провел в Швейцарии, где он жил в старинной башне замка Мюзот.
Эти уединенные места вполне соответствовали тому строгому, хотя и безбедному образу жизни, который избрал для себя Рильке.
В книге стихов «Часослов» столкновение двух полярных мироощущений впервые проявляется со всею силой. Этот поэтический цикл представляет собою молитвы монаха, «космического отшельника», стремящегося
Что для Рильке то же самое
К постижению бога или современного мира.
Рильке осуждает современный мир — подобно Стефану Георге или раннему Гофмансталю — с позиций «романтического» антикапитализма. Всевластие «города», «богачей», денег, собственности воспринимается поэтом как неправильный миропорядок, рождающий отчуждение людей.
Из городов сегодня нет исхода. Испепеляя в прах живой посев, они растут, и целые народы проглатывает огненный их зев.
И алчность городов, не зная меры,
На суетную гонку обрекла
Людей, прогрессом объявив химеры
И утвердив как символ новой эры
Великолепье уличной гетеры
И звонкий лязг металла и стекла.
Недаром человек среди мороки себя совсем забыл и потерял, зато растет, пьет человечьи соки и набирает силу капитал.
Городской цивилизации противостоит образ «бедных». Он является сквозной метафорой, имеющей социальное содержание: «бедные», «неимущие» противоположны для Рильке «богатым». Однако он не отождествляет бедных
С пролетариатом. Они служат символом неотчужденной, будущей жизни, которую Рильке представляет себе лишь как возвращение утраченной простоты, причем смысл этой символики — в отличие от поэзии Георге — глубоко гуманистичен.
Неприятие поэтом современной действительности с еще большей отчетливостью проявилось в «Заметках Мальте Лауридса Бригге» , в основу которых легли парижские впечатления Рильке.
Образ «бедных» здесь конкретизируется; это именно пролетарий современного капиталистического общества, а вымышленный автор дневника — последний потомок старинного рода датской аристократии, на котором род пресекается; чувствуя себя отверженным, он ощущает свою близость с пролетариями, хотя отнюдь не считает
Себя одним из них и тем более не видит в пролетариате движущую силу истории.
Работая над «Часословом», Рильке достиг во владении рифмой и другими средствами поэтического искусства той легкости и того совершенства, которые позволяют поэту выразить любую мысль, хотя при этом как бы «мелодизи-руются» даже самые болезненные диссонансы. Рильке понимал опасность, которая кроется в увлечении формальными элементами. В «Реквиеме по графу Вольфу фон Калькройту» он говорил о «пустоте формы» и ее «жалобном языке».
Его отталкивали многословные лирические причитания и увлекал пример скульптора, который способен воплотить свою мысль в осязаемом предмете.
Теперь Рильке видел свою задачу в том, чтобы, пристально вглядываясь в «вещи» — людей, животных, растения, произведения искусства, — давать их точное и беспристрастное изображение,
Подобно терпеливому каменотесу, воплощающемуся в равнодушный камень собора.
Это стремление к объективности отразилось в книге «Новые стихи» . Стихотворение «Пантера» Рильке считал образцом «стихотворения о вещи»:
В глазах рябит. Куда ни повернуть их — одни лишь прутья, тысяч прутьев ряд. И для нее весь мир на этих прутьях сошелся клином, притупляя взгляд.
Беззвучным шагом, поступью упругой описывая тесный круг, она, как в танце силы, мечется по кругу, где воля мощная погребена.
Лишь временами занавес зрачковый бесшумно поднимается. Тогда по жилам бьет струя стихии новой, чтоб в сердце смолкнуть навсегда.
В таких стихах, как «Фламинго» или «Карусель», Рильке удалось выразить свои впечатления в не менее убедительных, зримых образах. Печальная интонация стихов Рильке слышнее всего в тех из них, которые — подобно стихам «Осенний день» или «Песни любви» — рассказывают не о вещах, а о человеческой близости, которой больше не существует. Последний поворот в творчестве Рильке связан с первой мировой войной, «смысла» которой он не мог понять. Известны воспоминания современников о том, что Рильке был внимательным слушателем на революционных митингах в Мюнхене, когда там была провозглашена Баварская Советская республика.
Поздние произведения Рильке — «Дуинские элегии» и «Сонеты к Орфею» — свидетельствуют о его приятии «земного» и «здешнего», хотя и в форме более трудной для восприятия.
Райнер Мария Рильке