Романтизм Грина в истории русской литературы
Прежде всего, романтизм, как определенное направление в искусстве, вовсе не исполняет чисто служебную функцию «пути реализму»: романтизм — это тоже целостная художественная система, а романтический метод, характеризующий это направление, есть тоже самостоятельный метод отражения действительности, как и реализм, и реалистический метод. Поэтому ни в коем случае нельзя считать, что романтизм — результат «недостаточности видения мира». В основе романтического «видения» лежат те же жизненные впечатления, та же окружающая
Выдумка Грина относится к области той здоровой фантазии, без которой невозможны ни научные открытия, пи революционные перевороты, не воспитание нового человека. Вчитайтесь в его рассказы — там нет никаких воздушных замков: все — на земле, все —
Создал я в тайных мачтах Мир идеальной природы, Что перед ним этот прах: Степи, и скалы, и воды!
Для Грина же земное не «прах», а фундамент его фантазии, своеобразной прежде всего тем, что фантазирует он в совершенно реальном мире — реальном в том смысле, что все придуманные им картины, явления природы, пейзажи мест, где происходит действие, мысли, характеры, образы людей — все это взято с натуры, из жизни, из окружающей повседневности. Только все чуть-чуть сдвинуто художническим воображением, переставлено с одного места на другое, дополнено какими-то маленькими, но яркими, бросающимися в глаза деталями и своеобразно названо. Для творческой манеры Грина прежде всего характерно стремление насытить свой вымысел, игру своей фантазии реальностью, потому что с его точки зрения «чистая фантастика» как «выдуманный жанр не имеет права на существование.
Автор фантастических произведений должен пользоваться выдумкой только для того, чтобы привлечь внимание и начать разговор о самом обычном», и Грин приводил такие примеры: Жюлю Верну путешествие на Луну было необходимо не как самоцель, а чтобы показать характеры разных людей во время такого необыкновенного путешествия; Гоголю потеря носа была нужна, «чтобы под этим неожиданным углом показать человеческую грубость и пошлость». В «Пиковой даме» читатель быстро забывает о привидении, потому что его поглощает «вполне реальная судьба сребролюбца Германна» .
И Грин всегда стремился подвести реальную основу под свой вымысел. Потому, хотя никогда не существовало городов, поселков и деревень, в которых живут его герои, эти вымышленные населенные пункты описаны столь подробно, с такой теплотой и такими деталями, подмеченными зорким глазом художника, что у читателя остается отчетливое впечатление, что не только автор, но и он, читатель, бродит вместе с героями по реальным улицам реального города, заходит в действительно существующие дома, харчевни, кабачки.
Когда Грин рассказывает о каком-либо рожденном его художественной выдумкой корабле, он не ошибается ни в одной детали: паруса, снасти, палубы, кубрик — все описано им с величайшей, в иных случаях даже подчеркнутой точностью. Он обратит внимание читателя на обрывок каната, свисающий с борта, на облупившуюся позолоту на деревянной резной фигурке, украшающей нос корабля, на число ступенек у трапа и не забудет сказать, что одна из них вышла из гнезда и тихонько поскрипывает под ногой поднимающегося человека.
А портреты его героев?! Он точно опишет не только лицо человека, его глаза и прическу, но и особенности его походки, привлечет наше внимание к заплате на матросских брюках, грубо пришитой неумелой мужской рукою толстыми суровыми нитками, уже кое-где перетершимися. Так же убедительна и гриновская география, не совпадающая с географией земного шара: действительно, на земле не было городов Лисса, Гертона, Зурбагана, Покета, но, как писал сам Грин, в эти его вымышленные города вошли многие черты реальных городов Черноморского побережья — Севастополя, Ялты, Одессы, Гурзуфа; в описаниях его вымышленных долин, привольных степей и грозных горных отрогов нетрудно уловить оттенки любимых писателем крымских пейзажей; во всех морях и о рассказах Грина незримо плещутся и бьются волны Черного моря — колыбели его полудетских мечтаний о морской судьбе.
В его фантастическом мире должны быть и фантастические города, и фантастические герои. Не случайно, например, что в одном из советских фантастических романов о будущих полетах на другие планеты участвуют герои с именами Эрг Ноор, Веда Конг, Мвен Мае и др.
Последовательное вкрапление реалистических деталей в романтическую ткань необходимо было Грину, чтобы читатель ему верил. Ведь если бы он только фантазировал, только выдумывал и не смог бы убедить читателя в «реальности» своей выдумки, то его произведения превратились бы в легкое, бессодержательное чтиво. Этого писатель не хотел. Ему нужно было, чтобы читатель верил ему, верил, что все это не только могло быть, но и было, а если даже и не было, то должно быть именно так, как написано у автора. Поэтому Грин утверждал: «Так как я пишу вещи необычные, то тем строже, глубже, внимательнее и логичнее я должен продумывать внутренний ход всего.
Фантазия всегда требует стройности и логики. Я менее свободен, чем какой-нибудь бытописатель, у которого и ляпсус сойдет, прикрывшись утешением: чего в жизни не бывает»
Поучительной иллюстрацией к этому весьма своеобразному и очень тонкому определению связи фантастики и логики является рассказ Грина «Повесть, оконченная благодаря пуле». Герой ее, писатель, работает над повестью, кульминацией которой является решительный поворот в душе молодой женщины-анархистки. В день городского карнавала она со своим возлюбленным намерена бросить в толпу бомбу как напоминание об идеалах анархии, как протест против буржуазного общества и как, наконец, месть толпе, не понимающей героев-борцов.
При этом анархисты должны погибнуть и сами.
И вдруг в последний момент женщина отказывается это сделать: она похищает снаряд, бросает возлюбленного и сливается с толпою, чтобы петь и веселиться вместе с ней.
И писатель задумался: почему женщина поступила так, задумался глубоко, потому что он «не принимал на веру разных «вдруг» и «наконец», коими писатели часто отделываются в трудных местах своих книг». Он ищет логики в ее поступках, выдвигает одну, другую, третью причины и отбрасывает их, так как они «плохо вязались» с характером этой женщины. И работа остановилась: не сумев логически объяснить, обосновать неожиданный поступок анархистки, он не чувствовал себя вправе писать дальше.
Он едет на фронт, и только несчастный случай, происшедший с ним на дороге к передовой помогает писателю найти логичное объяснение поступка молодой женщины.
БезусловнО, Грин придумывал свои необыкновенные названия и имена не просто ради игры, это не было только плодом его разыгравшейся поэтической фантазии. По его мнению, именно на стыке реального и фантастического, действительного и выдуманного можно с наибольшей выразительностью и убедительностью преподнести читателю свои идеи. Переплетая так тесно две жизни — действительную и выдуманную,- Грин как бы утверждал, что если в окружающей действительности нет еще этого прекрасного мира, то только потому, что мы его просто не замечаем. А, в сущности, до него любому человеку — рукой подать.
Сделайте шаг, оглянитесь — и вы увидите этот мир.
Романтизм Грина в истории русской литературы