Россия Александра Блока
1. «Россия здесь, — писал Блок в 1918 г. в предисловии к книге статей «Россия и интеллигенция», — не государство, не национальное целое, не отечество, а некое соединение, постоянно меняющее свой внешний образ, текучее… и, однако, не изменяющееся в чем-то самом основном. Наиболее близко определяют это понятие слова: «народ», «народная душа», «стихия», но каждое из них отдельно все-таки не исчерпывает всего музыкального смысла слова Россия». 2. Первое стихотворение, которое юный Блок счел достойным публикации,- «Гамаюн,
М. Васнецова с элементами стилизации славянского фольклора, воспоминаниями о татарском иге, об опричнине, Смутном времени, сколько темное еще и для самого автора пророчество о «судьбе России», а отчасти — и о судьбе блоковской Музы: На гладях бесконечных вод, Закатом в пурпур облеченных, Она вещает и поет, Не в силах крыл поднять смятенных…
«Россия» ранней лирики г — идеальная, полусказочная, более всего связанная с «детским» Пушкиным и Аксаковым, с «золотыми да красными» заставками, с легендой о Глубинной-Голубиной
3. В статье «Поэзия заговоров и заклинаний» отразилось первое потрясение от знакомства Блока с трудами и публикациями филологов и этнографов второй половины XIX в. (А. Н. Афанасьева, И. П. Сахарова, Ф, И.
Буслаева, А. А. Потебни, А.
Н. Веселовского, Л. Н. Майкова и многих других). «Заговоры, а с ними вся область народной магии и обрядности, оказались тою рудой, где блещет золото неподдельной поэзии; тем золотом, которое обеспечивает и книжную «бумажную» поэзию — вплоть до наших дней», — пишет Блок.
Тогда же начинает формироваться в его творчестве образ «зачарованного кольца народной души, которая… так и осталась первобытной». Но нельзя забывать: эти впечатления накладываются не только на мощную традицию «лирического почвенничества», которой отдала дань вся русская классическая литература XIX в. . Эти впечатления не только «совпадают по времени» с острым интересом литературных единомышленников Блока к этой же теме (только что вышел в свет роман Д.
С. Мережковского «Петр и Алексей» , в среде писателей-модернистов растет интерес к русским раскольникам и сектантам; Андрей Белый работает над книгой стихов «Пепел» — Блок с восторгом будет цитировать стихотворения из этой книги, посвященной Некрасову, в своей лирической прозе; А. М. Ремизов работает над сказками будущей книги «Посолонь» … Все эти впечатления и размышления Блока совпадают по времени с первой русской революцией.
4. В статье «Безвременье» намечен путь лирического героя: от золотого века усадебной культуры, из дома, в котором «радость остыла, потухли очаги… Двери открыты на вьюжную площадь» — через Город, окровавленный флагами, кровью на мостовых, румянами ночного разгула — герой бежит в пространства России. Там, вокруг разрушающихся усадеб, «разрастаются торговые села, зеленеют вывески казенной винной лавки, растут серо-красные постоялые дворы.
Все это, наскоро возведенное, утлое, деревянное, больше не заграждает даль.
И сини дали, и низки тучи, и круты овраги, и сведены леса, застилавшие равнины, — и уже нечему умирать и нечему воскресать». Этот сюжет повторяется в пьесе «Песня Судьбы» — Блок долго любил ее более других своих произведений, считал программной. Герой пьесы видит нравственный долг в том, чтоб уйти из «белого дома», из сада, от тихой любви жены и матери — в Город, одержимый наваждением «промышленной выставки» и культом «шансанетной певицы» Фаины. Но Фаина — девушка из раскольничьего села, с алой «некрасовской» лентой в черных волосах — становится для героя символом «мятежной», «стихийной» России. Герман, герой пьесы, помнит себя воином Мамаева побоища и предчувствует «новое поле Куликово», новые, грядущие битвы за «судьбу России».
Он должен освободить Фаину, он блуждает в тумане, мужик, поющий в сумерках «Коробейников», выводит его на дорогу…
Статья Блока «Народ и интеллигенция» становится лирическим пророчеством, предвестием великих социальных потрясений. Блок констатирует существование черты между «интеллигенцией» и «народом», отмечает, что «на тонкой согласительной черте между народом и интеллигенцией вырастают подчас большие люди и большие дела». (В качестве примера назван М. Горький.
) И все-таки главным пророчеством, важнейшим ощущением поэта, кажется: «Бросаясь к народу, мы бросаемся прямо под ноги бешеной тройке, на верную гибель». Творческим манифестом блоковской «темы о России» становится письмо К.
С. Станиславскому от 9 декабря 1908 г. Но как преображаются мысли Блока в его лирике? Тема странничества, тема знобкого, зябкого, бесконечного российского пространства — с промельком красной ленты, рябиновой кисти, дальнего огня, «зарева горящих сел» — возникает в лирике «второго тома», в стихотворениях «Осенняя воля» , «Русь» , «Осенняя любовь» , «Гармоника, гармоника…» , «Работай, работай, работай… » . Абрис «блоковской России» уже намечен здесь, но в этой «Руси» жив легкий привкус стилизации: Где ведуны с ворожеями Чаруют злаки на полях, И ведьмы тешатся с чертями В дорожных снеговых столбах.
Но лишен привкуса стилизации этапный для Блока, переломный для «темы России» в его творчестве цикл «На поле Куликовом» . В нем присутствуют темы и мотивы «Слова о полку Игореве», «Сказания о Мамаевом побоище», «Задонщины» , но это именно знак «музыкальной вечности», «музыкальной целостности» России «постоянно меняющей свой внешний образ.
,, текучей и, однако, не изменяющейся в чем-то самом основном». И лирический герой здесь — не странник, завороженный Россией, готовый жертвенно и самозабвенно пропасть «в далях необъятных», но страж ее, хранитель, пророк «высоких и мятежных дней».
Позже Андрей Белый скажет: именно после цикла «На поле Куликовом» Блок становится поэтом воистину национальным, «Русским с большой буквы». Книга «Стихи о России» позволила современникам осознать это. По составу книга была близка к разделу «третьего тома» «Родина» — высшему творческому взлету Блока.
«Русь» становится здесь пронзительно реальной Россией начала XX в. — с железнодорожными разъездами, фабричными трубами, уходящими на Первую мировую войну эшелонами, братскими могилами в Галиции… Образ «России-Фаины», «России-стихии» из стихов «второго тома» достигает предельного выражения в стихотворении «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?
» , но завороженный восторг лирического героя сменился горькой, трезвой, ясной жалостью. Здесь в судьбу России вплетена и судьба «интеллигенции» , здесь «присягой на верность» гоголевской формуле «Если только возлюбит русский Россию, — возлюбит и все, что ни есть в России», — становится стихотворение «Грешить бесстыдно… » , здесь в музыкальном пространстве «Родины» присутствуют Пушкин и Достоевский, Герцен и Соловьев, Некрасов и А. С.
Хомяков, Толстой и Тютчев… «В «Стихах о России» нет ни одного «былинного» образа, никаких молодечеств и «гой еси».
Но в них Россия былин и татарского владычества, Россия Лермонтова и Некрасова, волжских скитов и 1905 г. Как фальшиво звучат рядом с этими подлинно народными стихами подделки наших поэтов под народную поэзию, с неизменными Ярилой, Ладою и Лелем. …Книга Блока точно чистый воздух, от соприкосновения с которым рассыпаются в прах стилизаторские мумии «под народ».
Последние стихи Блока истинно классичны. …Некоторые из них стоят уже на той ступени просветления простоты, когда стихи, как песня, становятся доступными каждому сердцу»,- писал в 1915г. о Блоке поэт Георгий Иванов. «…Будущим историкам литературы придется считаться с тем фактом, что даты стихов Блока часто опережают события как его личной, так и мировой жизни», — заметила М. А. Бекетова, сестра матери Блока, первый биограф поэта. Кажется, эти слова подтверждались не раз.
Так неожиданными смыслами наполнились в годы Гражданской войны «Голос из хора» , «Я не предал белое знамя…» . ‘Так многократно вспоминалась «Россия» . Так, со странным чувством, современники Блока из числа первых его читателей вспоминали в 1941 г.
«Петроградское небо мутилось дождем…».
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Россия Александра Блока