Шестов — мистик чистого духа
Настоящее имя Льва Шестова — Лев Исаакович Шварцман. Он родился в Киеве в семье богатых еврейских торговцев в 1866 г. Шестов изучал юриспруденцию; философия и литература привлекли его довольно поздно. Первая книга Шестова — Шекспир и его критик Брандес — появилась в 1898 г.; в этой книге он нападал на позитивизм и национализм сильно переоцененного датского критика во имя довольно туманного идеализма, нашедшего своего героя в образе Брута.
В этой книге проявились лучшие литературные качества Шестова, но своим отношением к идеализму
Следующая
В 1917 г. Шестов занял четко антибольшевистскую позицию. Он уехал из России и поселился в Париже, где привлек внимание французских литературных кругов. Последняя книга Шестова появилась сначала по-французски.
Шестов — человек одной идеи, и во всех своих книгах он снова и снова повторяет одно и то же. Лейтмотив его творчества можно найти в заключительных строках Толстого и Нитше: «Добро — братская любовь, — мы знаем теперь из опыта Нитше, — не есть Бог. «Горе тем любящим, у которых нет ничего выше сострадания». Нитше открыл нам путь. Нужно искать того, что выше добра.
Нужно искать Бога».
Со времен Сократа отождествление Добра и Разума с Богом было краеугольным камнем нашей цивилизации. Шестов поставил себе цель опровергнуть это отождествление. Он противопоставляет ему религиозный опыт великих мистиков, почерпнутый у Ницше и Достоевского и подтвержденный Паскалем, св.
Павлом, Плотином и Ветхим Заветом; по этому опыту Бог — высшая и единственная ценность — превосходит человеческие нравственные и логические нормы, и единственное, чем стоит заниматься, — это поисками такого иррационалистического и аморального Бога.
С особым удовольствием Шестов цитирует самые острые и парадоксальные изложения этого ученья, которые он находит у Тертуллиана, у Лютера и у других авторитетов, настаивая на единстве опыта всех великих мистиков и на коренной несовместимости их «библейского» мышления с греческим мышлением. Единственный путь к Богу — преодолеть и отвергнуть мораль и логику. Этого можно достичь только в минуты непреодолимого кризиса — последней трагедии, после которой человек становится мертв для жизни. Только когда он мертв для жизни, он оживает для истинной реальности — для Бога. «Философия трагедии», открывающая человеку истинную реальность, — единственная философия, которую Шестов признает. Идеалистические размышления общепризнанных философов, от Сократа и стоиков до Спинозы и Канта, вызывают у него лишь презрение и сарказм.
При поверхностном чтении Шестов может показаться нигилистом и скептиком. И в каком-то смысле это так и есть, ибо, хотя внутренний стержень его философии — глубокая религиозность и благочестие, — ни то, ни другое не имеет и не может иметь практического значения.
Образ мыслей символистов глубоко чужд Шестову: для него явления этого мира представляют собой неполноценную реальность, не имеющую никакого отношения к другой — настоящей — реальности. Они незначительны, они Adiaphora, к ним нельзя применять религиозные мерки. Для Шестова правда — это математическая точка, не имеющая измерений, она не может быть связана с внешним миром.
Внешний мир существует сам по себе, не подвергаясь ее воздействию. Как только Шестов обращается к миру повседневности, он отбрасывает свой религиозный имморализм и иррационализм, возвращаясь к совершенно нормальному здравому смыслу. Большевиков он осудил именно с точки зрения здравого смысла, а не с точки зрения религии.
Но нужно сказать, что именно в произведениях на религиозные и философские темы Шестов выковал оружие, которое лучше всего может служить здравому смыслу: свой стиль, лучший, отточеннейший полемический стиль в России.
Из многих, кто читал Шестова, мало кто чувствует его основную идею — большинство ценят в нем мастера иронии, сарказма и спора. Как писатель и диалектик Шестов идет от своих злейших врагов, больше всего пострадавших от его разрушительной критики, — от Сократа и Толстого-моралиста. Для разрушения логики и разума Шестов с замечательным искусством пользуется оружием логики и разума. Проза его полярна прозе Розанова — она точна, необычайно изящна и концентрирована; иначе говоря, это самая классическая проза во всей современной русской литературе.
Шестов — мистик чистого духа