Старинный документ «завещание Елизаветы Алексеевны Арсеньевой»
В пензенском архиве до сих пор хранится и другой старый, пожелтевший от времени документ — завещание гвардии поручицы Елизаветы Алексеевны Арсеньевой. Этот документ тесно связан с судьбой Лермонтова.
Отец Арсеньевой Алексей Емельянович Столыпин, оборотистый делец, разбогател в царствование Екатерины II на винных откупах. Построив в Пензе завод, он на полученные прибыли скупал земли и крепостные души.
Столыпинские приемы ведения хозяйства напоминали скорее хищническую хватку владелицы щедринского Пошехонья. Даже крепостные актеры
Елизавета Алексеевна росла в крепостной вотчине своих родителей, и в ней с ранних лет вырабатывались черты характера, необходимые будущей владелице крепостных душ.
Жертвой крутого права бабушки Лермонтова был муж, отец
Говорили, что Лермонтов был похож на своего деда.
Арсеньев умер за несколько лет до рождения внука. Он покончил с собой. Причиной самоубийства послужил роман с соседкой но имению. О его смерти, которая поразила весь уезд, надолго сохранились рассказы.
Их не мог не слышать позднее и Лермонтов. Михаил Васильевич выпил яд в самый разгар новогоднего маскарада. Его нашли в комнате рядом с залом, откуда неслись звуки музыки и танцев.
Он лежал мертвый на полу, в плаще и маске, Елизавета Алексеевна была так оскорблена «самовольством» мужа, что не пожелала присутствовать на его похоронах, приказала немедленно заложить карету и уехала в Пензу, взяв с собой пятнадцатилетнюю дочь.
Это была тоненькая, смуглая, некрасивая девушка. На простом, немного грубоватом лице хороши были только глаза: большие, черные, опушенные длинными ресницами. Звали ее Машенька.
Она унаследовала отцовскую мечтательность и в деревенской глуши зачитывалась чувствительными романами. Сохранился и дошел до нас ее альбом в красном сафьяновом переплете с серебряной пряжкой в виде бабочки, один из тех, которые описал Пушкин:
Тут непременно вы найдете Два сердца, факел и цветки, Тут верно клятвы вы прочтете «В любви до гробовой доски».
Но в этом альбоме уездной барышни можно найти и строки, рисующие нравственный облик матери поэта. «Добродетельное сердце, просвещенный разум, благородные навыки» — вот черты, которыми характеризует Машеньку один из ее старших родственников. «Умей владеть собою!» — убеждает он своевольную и увлекающуюся племянницу.
У родственников своего отца, в Тульской губернии, шестнадцатилетняя Машенька Арееньева познакомилась с их соседом Юрием Петровичем Лермонтовым.
Юрию Петровичу было тогда двадцать четыре года. Он только что вышел в отставку и приехал из Петербурга в маленькую глухую деревеньку Кропотовку, где жила его мать. Хорошо образованный, с изящными светскими манерами, он должен был показаться Машеньке одним из героев! тех романов, которыми она увлекалась.
Ее собственный роман быстро пришел к развязке, и она вернулась в Тарханы невестой.
Отставной офицер, бедняк, владелец нищей деревеньки — что за партия для Машеньки! — негодовала и возмущалась вместе с ее матерью и вся многочисленная столыпинская родня. Хотя прошлое древнего рода Лермонтовых было овеяно поэтическими преданиями старины, но не сказки о предках жениха интересовали Елизавету Алексеевну, а его собственные поместья, крепостные души, чины и ордена. И ничего этого не было у отставного капитана.
Машенька проявила твердость характера, выдержала натиск семьи и поставила на своем.
Знакомство и помолвка родителей Лермонтова произошли незадолго до Отечественной войны 1812 года. Охваченный всеобщим патриотическим воодушевлением, отец поэта поступил в народное ополчение. А мать поэта осталась верна своей любви и данному слову, несмотря на настояния родных отказать жениху.
Когда Юрий Петрович вернулся, они обвенчались.
После свадьбы Юрий Петрович поселился у Арсеньевен в Тарханах. Она обещала предоставить ему самостоятельное управление имением, но не выполнила обещания, и Юрий Петрович оказался во власти богатой, деспотичной и к тому же ненавидевшей его тещи. Она становилась между дочерью и ее мужем, стараясь углубить разлад, начавшийся между ними вскоре после рождения сына. Грубость и распущенность нравов крепостных усадеб отражались и на поведении Юрия Петровича. Многое в этом поведении ранило нежную и возвышенную душу матери поэта.
Она быстро сгорела от чахотки.
Удивительно красноречиво склонение во всех падежах местоимения «моих, моему, моей». «После дочери моей, — писала Арсеньева, — остался в малолетстве законной ее сын, а мой родной внук Михаиле Юрьевич Лермайтов, к которому по чувствам имею неограниченную любовь и привязанность, как единственному предмету услаждения остатка дней моих и совершенного успокоения горестного моего положения. . . а потому. . . завещаю и предоставляю по смерти моей ему родному внуку моему Михаиле Юрьевичу Лермантову принадлежащее мне вышеописанное движимое и недвижимое имение… если же отец внука моего истребовает, чем не скрывая чувств моих нанесут мне величайшее оскорбление: то я Арсеньева все ныне завещаемое мной движимое и недвижимое имение предоставляю по смерти моей уже не ему, внуку моему. . . но в род мой Столыпиных» .
Как поступил Юрий Петрович, узнав о завещании? Отцовская любовь в нем оказалась сильнее отцовского эгоизма. Чтобы обеспечить сыну будущее, он обрек себя на разлуку с ним, уступил право на его воспитание бабушке и оставил ребенка в Тарханах.
Я сын страданья. Мой отец Не знал покоя но конец, В слезах угасла мать моя… писал юный Лермонтов.
Конфликт в родной семье упорно привлекал его внимание. И он задумывался над вопросом: кто виноват?
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Старинный документ «завещание Елизаветы Алексеевны Арсеньевой»