Татьяна, как образ искренности и чистоты
Татьяна не знает ни манерной жеманности, ни лукавого кокетства, ни сентиментальной чувствительности — всего того, что было свойственно большинству ее сверстниц, получивших воспитание или у «дуры английской породы», или у «своенравной мамзели» — француженки. Она любит Онегина «не шутя», серьезно, на всю жизнь. Ее наивно-чистое, трогательное и искреннее письмо дышит глубоким и прямо выраженным чувством, полно возвышенной простоты. Она живет, прежде всего, своим чутким сердцем, но в ней пробуждается и ум, сознание мыслящей девушки,
Высокое для своего времени духовное развитие Татьяны помогает ей в Петербурге понять и внутренне отвергнуть «постылой жизни мишуру» и сохранить свой высокий нравственный облик.
Мысль Татьяны пробуждается и первым горьким опытом ее сердца, и чтением книг, главным образом романов, которые «ей заменяли все», она читала и Ричардсона и Руссо, Но, в отличие от Онегина и Ленского, Татьяна всегда была связана со своей родной русской почвой. Она любила русские песни и сказки, верила в народные приметы, гадала вместе с дворовыми девушками.
Нежно и тонко, с глубоким проникновением в тайны девической души рассказывает Пушкин о пробуждении чувства любви в Татьяне, ее надеждах и мечтаниях. После первого появления Онегина в семье Лариных все соседи пустились в сплетни и догадки, стали «шутить, судить не без греха, Татьяне прочить жениха»…
Татьяна слушала е досадой Такие сплетни; но тайком С неизъяснимою отрадой Невольно думала о томи И в сердце дума заронилась; Пора пришла, она влюбилась. Так в землю падшее зерно Весны огнем оживлено. Давно ее воображенье, Сгорая негой и тоской, Алкало пищи роковой; Давно сердечное томленье Теснило ей младую грудь; Душа ждала… кого-нибудь. И дождалась…
Открылись очи; Она сказала: это он! Увы! Теперь и дни и ночи, И жаркий одинокий сон, Все полно им; все деве милой Без умолку волшебной силой Твердит о нем…
Пушкин сочувствует любви своей героини: Татьяна, милая Татьяна, С тобой теперь я слезы лью…
Судьба ее зависит от «модного тирана», которому не нова девичья любовь и хорошо знакома «наука страсти нежной». Поэт вспоминает «красавиц недоступных, холодных, чистых, как зима, неумолимых, неподкупных, непостижимых для ума», вспоминает и «других причудниц», «самолюбиво равнодушных для вздохов страстных и похвал», и «кокеток записных», и всех ему милей простодушная и чистая чувством Татьяна:
Кокетка судит хладнокровно, Татьяна любит не шутя И предается безусловно Любви, как милое дитя…
«Тоска любви Татьяну гонит», она грустит, и хочется ей поведать близкому человеку о томящем ее чувстве. Самой родной была для нее няня, и она обращается к ней «Расскажи мне, няня, Про ваши старые года: Была ты влюблена тогда?» С большой теплотой передает Пушкин рассказ няни о печальной доле:
И, полно, Таня! В эти лета Мы не слыхали про любовь; А то бы согнала со света Меня покойница свекровь. «Да как же ты венчалась, няня?» Так, видно, бог велел… Мой Ваня Моложе был меня, мой свет, А было мне тринадцать лет. Недели две ходила сваха К моей родне, и наконец Благословил меня отец.
Я горько плакала со страха, Мне с плачем косу расплели, Да с пеньем в церковь повели. И вот ввели в семью чужую…
В очерках «Путешествие из Москвы в Петербург» есть замечание, свидетельствующее, что в судьбе няни Пушкин видел типический факт крепостного быта. «Несчастие жизни: семейственной есть отличительная, черта во нравах русского народа,- писал Пушкин, имея в виду крепостное крестьянство.- Шлюсь на русские песни: обыкновенное их содержание — или жалобы красавицы, выданной замуж насильно, или упреки молодого мужа постылой жене. Свадебные песни наши унылы, как вой похоронный. Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли вышла она замуж? «По страсти,- отвечала старуха,- я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь».- Таковые страсти обыкновении. Неволя браков давнее зло».
Такова же судьба и самой Татьяны.
Татьяна, как образ искренности и чистоты