Тема назначения поэта и поэзии традиционна в русской литературе XIX века
1. «Я не поэт, а гражданин…». 2. Пушкин — поэт-певец и поэт-пророк. 3. «Осмеянный пророк». 4. «Гражданином быть обязан».
Начало XIX века, овеянное славой и громом побед в Отечественной войне 1812 года, заставило лучших людей того времени задуматься о судьбах родины. О том, что будет дальше со страной и народом, знакомые с идеями просветителей вернувшиеся из заграничных походов молодые дворяне считали противоестественным, что народ-освободитель должен вновь вернуться под ярмо крепостничества. Это привело к появлению тайных декабристских
Время первой четверти XIX века было временем надежд и стремлений. Этими же надеждами пылает и молодой А. С. Пушкин, не являвшийся членом декабристских организаций, но друживший со многими из них и причислявший себя к ним. Не случайно Николай I уже после разгрома восстания 14 декабря так настойчиво
В стихотворении «Арион», рассказывая об этом времени, Пушкин называет себя певцом декабризма. В этом он видит свое предназначение как поэта. Нас было много на челне; Иные парус напрягали, Другие дружно упирали Вглубь мощны веслы…. А я — беспечной веры полн, — Пловцам я пел…
И вот, восстание разгромлено: Погиб и кормчий и пловец! Лишь я, таинственный певец, На берег выброшен грозою… Залпы артиллерийских орудий на Сенатской площади уничтожили все надежды русского общества на возможность преобразований.
А те, кто дерзнул попытаться осуществить эти изменения, были отправлены на виселицы, в Сибирь или на Кавказ, под пули горцев. И в этой ситуации страха и подавленности, чудом уцелевший поэт из певца, превращается в пророка. Окружающая действительность кажется ему мрачной пустыней, в которой он не может найти утоления своим духовным потребностям и стремлениям: Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, И шестикрылый серафим На перепутье мне явился; Этот посланец высших сил превращает поэта из обычного человека в провозвестника высшей воли: И он к устам моим приник, И вырвал грешный моя язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замерзшие мои Вложил десницею кровавой.
Затем к наделенному особым слухом, зрением и сердцем пророку взывает глас божий с приказанием: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей». Мы видим, что поэт уже гораздо серьезнее воспринимает свое предназначение. Он теперь не просто поет о свободе, он берет на себя удел проповедовать, доносить до сердец и умов людей высшие истины. Позднее в предсмертном стихотворении «Памятник», как бы подводя итого всей своей жизни, он скажет о них подробнее: И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я Свободу И милость к падшим призывал.
Прославлять свободу, не страшась нападок, не требуя похвалы, равнодушно принимая «хвалу и клевету», — вот, по-мнению Пушкина, назначение поэта. Не менее остро волновала тема места и назначения поэта и поэзии и других поэтов XIX века. В частности, последнего представителя русского романтизма, поэтического наследника Пушкина, М. Ю. Лермонтова. Творчество его, не менее серьезное и значимое для истории русской литературы, тем не менее пронизано несколько иными мотивами. В первую очередь это связано с эпохой, в которую довелось жить поэту.
Если время Пушкина — это поначалу время надежд и упований, то эпоха Лермонтова — это время разочарований и беспросветной реакции. Время, когда Россия жила под сенью пяти виселиц, и надежды на изменения были утрачены безвозвратно. Таковы и герои Лермонтова — богато одаренные, сжигаемые жаждой деятельности, но не имеющие возможности утолить эту жажду. Образы героев — это и образ самого поэта, который тоже мучительно ищет применения своему таланту и пытается определить свое место и назначение. Он тоже ощущает себя пророком.
Но если пророк Пушкина еще вначале пути, то пророк Лермонтова уже столкнулся со злобой и презрением окружающих. Стихотворение Лермонтова «Пророк» служит как бы продолжением одноименного стихотворения Пушкина. Оно начинается словами: С тех пор, как вечный судия Мне дал всеведенье пророка, В очах людей читаю я Страницы злобы и порока. Исполняя свое предназначение, поэт-пророк отправляется «провозглашать любви и правды чистые ученья», но в ответ ему летят камни самолюбивых невежд, не желающих признавать, «что бог гласит его устами». Поэту остается лишь скрыться в пустыню, где он живет в согласии с природой и всеми живыми тварями.
Порой он все же выходит к людям, но всякий раз встречает лишь презрение и насмешки: Смотрите ж, дети, на него: Как он угрюм и худ и бледен! Смотрите, как он наг и беден, Как презирают все его! И вот поэт-пророк, как булатный кинжал, утратил свое предназначенье. Голос его уже не воспламеняет «бойца для битвы», не звучит, …как колокол на башне вечевой, Во дни торжеств и бед народных…
В мире, где «ветхий мир привык морщины прятать под румяны…», гордый лик поэта вызывает скуку и презренье. С горечью отмечает Лермонтов, что «звук могучих слов» поэта уже почти не встречает благоговенья и «отзыва мыслей благородных». И с не меньшей горечью он восклицает: Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?
Иль никогда, на голос мщенья Из золотых ножон не вырвешь свой клинок, Покрытый ржавчиной презренья? Но на этот вопрос поэту так и не суждено было найти ответа. Далее тема роли и назначения поэта и его взаимоотношений с обществом развивается в творчестве Н. А. Некрасова. Стихотворение «Блажен незлобивый поэт…», написанное в день смерти Н. В. Гоголя, «незлобивому», благополучному поэту, противопоставляет подлинного поэта-творца и правдолюбца.
Цель его не услаждение слуха публики, а выполнение своей высокой миссии: И веря и не веря вновь Мечте высокого призванья, Он проповедует любовь Враждебным словом отрицанья… При этом Некрасов считает, что сам он не всегда соответствовал этому высокому идеалу: Не торговал я лирой, но, бывало, Когда грозил неумолимый рок, У лиры звук неверный исторгала Моя рука… В этих строчках раскаяние поэта за те цензурные компромиссы, на которые он вынужден был идти ради спасения «Современника», и за верноподданническую оду всесильному графу М. Н. Муравьеву, которая впрочем не спасла журнал от закрытия, а лишь навлекла на поэта осуждение друзей. Но, несмотря на все это, Некрасов сохранил убежденность в том, что поэт обязан иметь активную гражданскую позицию:
Иди в огонь за честь отчизны, За убежденье, за любовь… Иди и гибни безупречно. И, словно перекликаясь с Рылеевым, Некрасов восклицает: Поэтом можешь ты не быть, Но гражданином быть обязан.
Таким образом, мы видим, что на протяжении XIX века, несмотря на периоды сомнений и разочарования, в творчестве наиболее талантливых поэтов прослеживается мысль об особой роли поэта, его высокой ответственности и четко определенной гражданской позиции.
Тема назначения поэта и поэзии традиционна в русской литературе XIX века