Тема поэта и поэзии в творчестве М. Ю. Лермонтова
Белинский, сравнивая Лермонтова с Пушкиным, предлагает не упускать из виду прежде всего то обстоятельство, что Лермонтов — «поэт уже совсем другой эпохи». Эта эпоха полна трагического, и именно это и сформировало мировоззрение юного наследника пушкинской славы.
Пушкину довелось испытать горечь непонимания, и голос его не всегда бывал услышан.
Поэт Лермонтова изведал не только одиночество и непонимание. Он уже фигура отчетливо трагическая. Гибель поэта в мире зла неминуема. Это подсказывала Лермонтову и судьба его гениального
Стихотворение «Смерть поэта» написано по горячим следам событий и под непосредственным впечатлением от них. Хотя речь идет о трагической судьбе конкретного человека, Лермонтов трактует происшедшее как проявление вечной борьбы добра, света со злом и жестокостью. Поэт гибнет от рук ничтожных людей.
Это «свободы, гения и славы палачи».
Поэт — гордое, независимое существо, дивный гений, явление небывалое и поэтому чужеродное в среде, живущей завистью, клеветой, занятой погоней за счастьем, понимаемым как чины, богатство, положение в обществе. Столкнулось высокое и низкое, земное
Время, века, человечество скажут свое слово.
Поэт-пророк — это образ, введенный в поэтический обиход Пушкиным. Таков и поэт Лермонтова. Появляется у Лермонтова, как и у Пушкина, образ карающего кинжала. В стихотворении «Поэт» Лермонтов строит лирическую композицию на сравнении своего собрата по перу с кинжалом.
Назначение стихотворца сродни назначению кинжала. Поэзия в Зпоху негероическую стала просто побрякушкой, наподобие кинжала, украшающего стену жилища. Власть над сердцами поэт променял на злато и смирился с судьбой. Эта жалкая роль недостойна того, кто способен зажигать сердца, пробуждать мысли.
Стих «звучал, как колокол на башне» в прошлом «во дни торжеств и бед народных». Простой и гордый язык поэзии пушкинской поры предпочтен теперь «блесткам и
Обманам». Заключительная строфа — это голос того, кто тяготится бездействием, для кого идеалы предшествующей эпохи не утратили ценностей:
Проснешься ли опять, осмеянный пророк,
Иль никогда на голос мщенья
Из золотых ножен не вынешь ты клинок,
Покрытый ржавчиной презренья.
Пушкинский пророк никогда не был осмеянным, он всегда мог пренебречь безумием непосвященных, сказать им: «Пойдите прочь». Не таков пророк «совсем уже другой эпохи». Лермонтов подхватывает тему пророчества, начатую Пушкиным, и развивает ее уже с учетом опыта жизни своего поколения.
Его стихотворение 1841 года так и названо «Пророк», повторяя название пушкинского стихотворения, созданного в 1826 году. В нем Пушкин намечал путь, которым надлежало идти тому, кто получил божественный дар: «Обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей».
Лермонтов показывает уже отдаленные последствия этого шага. Он точно знает, как род людской воспринимает пророчество высоких истин. Уже первая строка лермонтовского стихотворения содержит это своеобразное продолжение:
С тех пор, как вечный судия
Мне дал всевиденье пророка…
Им завершилось стихотворение Пушкина. Для лермонтовского пророка этот момент стал началом страданий. Отправившись проповедовать любовь и правду, он ступил на трудный и опасный путь.
Ему приходится жить в пустыне тем, что посылает ему судьба. Лишь звери, птицы, звезды внимают пророку. Глухи только люди. Через шумный град пророк пробирается торопливо, подгоняемый каменьями, недобрыми или насмешливыми взглядами. Носитель высоких истин, призванный просвещать и наставлять, он сам становится объектом поучений.
Впрочем, и пушкинский поэт получал иногда своего рода «социальный заказ»: «Сердца собратьев исправляй…». Но в пушкинскую эпоху толпа не была еще столь жестока и агрессивна.
Лермонтовский пророк, оставаясь твердым, спокойным и угрюмым, становится объектом мести за то, что его природа отлична от природы измельчавшего человечества. Само существование пророка — упрек людям. Так завершает Лермонтов тему, разработанную Пушкиным и, казалось, в полной степени завершенную. Но время изменилось, и Лермонтов
Вносит необходимые коррективы. Сама его судьба удивительным образом послужила своего рода подтверждением предложенной им трактовки темы поэта и поэзии. История повторилась, и сама эта повторяемость могла служить указанием на то, что перед нами не случайность, а закономерность, которая не укрылась от проницательного взора продолжателя пушкинской традиции и создателя традиции новой.
Лермонтов сам ощущал себя наследником великого Пушкина. «Пророк» — это не единственная прямая перекличка с пушкинскими стихами. «Журналист, читатель и писатель» уже самим названием и драматической формой напоминает «Разговор книгопродавца с поэтом». Современная Лермонтову поэзия явно деградировала:
Стихи — такая пустота,
Слова без смысла, чувства нету,
Натянут каждый оборот…
Настоящего искусства жаждет человек, живущий в одну из самых мрачных эпох русской истории, когда казалось, что само время остановилось, сама жизнь замерла:
Когда же на Руси бесплодной,
Расставшись с ложной мишурой,
Мысль обретет язык простой
И страсти голос благородный?
Это крик души того, для кого отсутствие внутренней жизни есть зло. Деградация коснулась всего. Критика выродилась в «мелкие нападки на шрифт, виньетки, опечатки». Обвинения критиков беспощадны:
В чернилах ваших, господа,
И желчи едкой даже нету,
А просто грязная вода.
Настоящему писателю в такую эпоху трудно найти себе применение: «О чем писать?» Лишь изредка «забот спадает бремя». Только тогда будущее не кажется таким беспросветным. Лишь в такие моменты берется он за перо: «Тогда пишу. Диктует совесть.
Пером сердитый водит ум».
Итак, в эпоху деградации общества Лермонтов остался хранителем и продолжателем высоких заветов предшествующей эпохи. Его поэт-пророк остается носителем и хранителем высоких истин. Идеалы его поэзии остаются соотносимыми с идеалами пушкинского времени.
В его стихах, правда, больше горечи, отчетливей отзвуки трагедии, но таковы свойства современного Лермонтову поколения.
Тема поэта и поэзии в творчестве М. Ю. Лермонтова