Тема предназначении поэта в творчестве Твардовского
Глубокими размышлениями о предназначении поэта, о поэтическом долге наполнены стихи крупнейшего русского поэта современности Твардовского. Будучи предельно требовательным к себе, он понимал искусство прежде всего как глубочайшую ответственность поэта за сказанное им слово. Живя в трудную эпоху, он бескомпромиссно требовал от писателя одного простого и такого насущного качества — честности, поэтической правды.
В поэме «За далью — даль» Твардовский создает впечатляющий образ «внутреннего редактора», который не дает
/И в свет ты выйдешь, как картинка, / Какой задумал я тебя». Но на самом деле поэт не может, не имеет права даже в мелочах кривить душой если он истинный поэт. Твардовский, с
И незачем поэту прибегать к отговоркам: мол, не дают писать так, как хочется, тяжелое время и т. п. Удобно укрыться за эти слова, но нечестно. И о своем «внутреннем редакторе» Твардовский говорит: «Ты только в слабости, в унынье / Меня способен подстеречь, / Когда, утратив пыл работы, / Ия порой клоню к тому, / Что где-то кто-то или что-то / Перу помеха моему…»
В поэме «За далью — даль» есть даже специальная глава, посвященная теме творчества, — «Литературный разговор». И она не выглядит случайной или чужеродной в поэме о судьбах страны и народа, потому что поэт — часть народа, и именно ему обязан «творческим отчетом». Народная же любовь — к тем стихам, в которых «жар живой, правдивой речи, / А не вранья холодный дым».
За это народное признание поэт готов на все: «И ради той любви бесценной, / Забыв о горечи годов,/ Готов трудиться ты и денно, / И нощно — / Душу сжечь готов».
При всем своем огромном поэтическом даре Твардовский был исключительно скромен и естествен. Фальшивое слово возмущало его, и не раз он писал о том, что безответственно брошенные слова «дурным трезвоном / Смущают мертвых и живых». Со спокойным и ироничным презрением высмеивает Твардовский те романы, в которых по шаблону показываются «в коммунизм идущий дед», «парторг, буран, прорыв, аврал, Министр в цехах и общий бал»: «И все похоже, все подобно, / Тому, что есть иль может быть, / А в целом — вот как несъедобно, что в голос хочется завыть».
Твардовский, мечтавший о том, что «читатель вероятный / Скажет с книжкою в руке: /Вот стихи, а все понятно, / Все на русском языке», писал: «Я за такой закон суровый, / Чтоб ограничить трату слов».
Но вместе со скромностью Твардовскому присуще и исключительное чувство собственного поэтического достоинства. Ему есть что сказать людям, и это слово он обязан сказать сам, не смущаясь никакими авторитетами: «Сказать то слово никому другому / Я никогда бы ни за что не мог / Передоверить. Даже Льву Толстому — / Нельзя. Не скажет — пусть себе он Бог. / А я лишь смертный. За свое в ответе, / Я об одном при жизни хлопочу: / О том, что знаю лучше всех на свете, / Сказать хочу.
И так, как я хочу».
Искусству поэзии нет однозначного определения, Она и мука творчества, и счастье обретения себя в слове, и легкая забава, и высокий долг. Но из всей русской поэзии ясно: поэзия прежде всего — особый, высочайший дар, накладывающий на поэта огромную ответственность перед Богом, народом, человечеством.
Вопросы для повторения
Какие сквозные идеи присутствуют в отечественной литературе в решении темы поэта и поэзии? В чем состоит разница между «чистым» и «утилитарным» искусством? В чем состояла преемственность русской поэзии в решении этой темы? Почему практически каждый русский поэт обращался в своем творчестве к теме поэта и поэзии?
В чем состоит нравственный смысл обращения литературы к теме поэта и поэзии?
Тема предназначении поэта в творчестве Твардовского