Тема трагической судьбы русского человека в тоталитарном государстве
Эта тема возникает в романе «Мы», в образе Единого Государства, в котором человек с его индивидуальностью почти уничтожен, сведен к «нумеру», где все одеты в одинаковые одежды и обязаны быть счастливыми, хотят они того или нет. Роман Е.3амятина прозвучал предупреждением, которое не дошло до советского читателя. Государство вскоре начало активно вмешиваться в его жизнь, в чем-то воплощая в жизнь мрачную фантазию Е. Замятина, в чем-то далеко от нее отступая. Общим было одно — отношение к личности как к строительному материалу, обесценивание
Особенно трагический оборот все это приобретало в годы, когда шло массовое истребление целых слоев населения по различным признакам — уничтожали дворян, организовывали расказачивание, раскулачивание или «ликвидацию кулачества как класса», наконец, 1937-1938 годы — пик «большого террора», страшные годы ежовщины, которые сменились долгими десятилетиями бериевщины.
В русской литературе все эти трагические события долгие годы были абсолютно запретной темой. До читателя так и не дошло в свое время написанное еще в 30-х годах стихотворение О. Мандельштама, разоблачающее Сталина,
Попыткой нарушить вынужденный заговор молчания, сказать читателю правду о страшных годах террора, о трагедии личности стало творчество писателей, таких как Юрий Домбровский, автор романа «Хранитель древностей» и его продолжения — романа «Факультет ненужных вещей».
К этой теме обращается писатель Варлам Шаламов, человек трагической судьбы, долгие годы проведший в страшных колымских лагерях. Писатель стал автором потрясающих по силе психологического воздействия произведений, своеобразного колымского эпоса, показавшего беспощадную правду о жизни людей в лагерях. Человек в нечеловеческих условиях — так можно обозначить сквозную тему «Колымских рассказов» В. Шаламова.
Попадая в лагерь, человек как бы теряет все, что связывает его с нормальной человеческой средой обитания, с прежним опытом, который теперь неприменим. Так у В. Шаламова появляются понятия «первая жизнь» и вторая жизнь — жизнь в лагере.
Писатель не щадит читателя, в его рассказах появляются страшные подробности, которые невозможно понять без душевной боли — холод и голод, порой лишающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников, считавшихся в лагерях «друзьями народа» в отличие от политических заключенных, прежде всего интеллигентов, которых называли «врагами народа» и которые были отданы в полную власть уголовникам. В своих рассказах В. Шаламов показывает то, что было страшнее холода, голода и болезней — человеческое унижение, низводившее людей до уровня животных.
Оно просто погружает их в состояние небытия, когда из человека уходят все чувства и мысли, когда жизнь замещена «полусознанием, существованием». В рассказе «Сентенция» автор с почти научной точностью анализирует состояние человека в этой нечеловеческой жизни, когда единственным его чувством остается злоба. Когда смерть отступает, а к человеку возвращается сознание, он с радостью замечает, что его мозг начинает работать, из глубин памяти всплывает давно забытое научное слово «сентенция».
В рассказе «Тифозный карантин», Шаламов показывает другую грань человеческого унижения: готовность служить главарям воровского мира, стать их лакеями и холопами. Этих главарей окружает «толпа услужающих», готовых на что угодно, лишь бы им отломили корочку хлеба или налили супчику.
И когда в этой толпе герой рассказа видит знакомое лицо, капитана Шнайдера, немецкого коммуниста, знатока Гете, образованного человека, который прежде поддерживал дух товарищей, а в лагере исполняет унизительную роль «чесальщика пяток» у вора Сенечки, ему не хочется жить. Автор описывает переживания Андреева, героя рассказа: «Хотя это было небольшое и нестрашное событие по сравнению с тем, что он видел и что ему предстояло увидеть, он запомнил капитана Шнайдера навек». Рассказы В. Шаламова — не просто художественный документ.
Это целостная картина мира, скорее, антимира, абсурда, в который брошен человек страшным монстром террора, переламывающего миллионы людей. В этом антимире все перевернуто. Человек мечтает из лагеря попасть не на свободу, а в тюрьму. В рассказе «Надгробное слово» так и сказано: «Тюрьма-это свобода. Это единственное место, которое я знаю, где люди, не боясь, говорили все, что думали.
Где они отдыхали душой». Творчество B. Шаламова стало и историческим документом, и фактом философского осмысления целой эпохи. В целом русская литература XX века раскрыла судьбу человека в тоталитарном государстве с позиций гуманизма, в традициях русской классической литературы.
После издания «Архипелага ГУЛАГа» ни в русской, ни в мировой литературе не осталось произведений, которые представляли бы большую опасность для советского режима. Эта книга раскрывала всю сущность тоталитарного режима. Пелена лжи и самообмана, все еще застилавшая глаза многим нашим согражданам, спадала.
После всего, что было собрано в этой книге, что было раскрыто с поразительной силой эмоционального воздействия, с одной стороны, документального свидетельства, с другой искусства слова, после того, как в памяти запечатлелся чудовищный, фантастический мартиролог жертв «строительства коммунизма» в России за годы советской власти уже ничего не удивительно и не страшно!
В преддверии своего 60-летия Солженицын начал издавать собрание сочинений с подзаголовком «Восстановленные подлинные доцензурные тексты, заново проверенные и исправленные автором. Иные произведения печатаются впервые». К 1988 г. Вышли в свет уже 18 томов.
Роман «В круге первом» писался 13 лет и имеет семь редакций. Сюжет состоит в том, что дипломат Володин звонит в американское посольство, чтобы сказать о том, что через три дня в Нью-Йорке будет украден секрет атомной бомбы. Подслушанный и записанный на пленку разговор, доставляют на «шарашку» научно-исследовательской учреждение системы МГБ, в котором заключенные создают методику распознания голосов.
Смысл романа разъяснен зэком: «Шарашкавысший, лучший, первый круг ада». Володин дает другое разъяснение, вычеркивая на земле круг: «Вот видишь круг? Это отечество. Это первый круг.
А вот второй, он шире. Это человечество. И первый круг не входит во второй. Тут заборы предрассудков.
И выходит, что никакого человечества нет. А только отечества, отечества и разные у всех…»
«Один день Ивана Денисовича» задуман автором на общих работах в Экибастузском особом лагере. «Я таскал носилки с напарником и подумал, как нужно бы описать весь лагерный мир одним днем».
В повести «Раковый корпус» Солженицын выдвинул свою версию «возбуждения рака»: сталинизма, красного террора, репрессий. Чем притягивает творчество Солженицына? Правдивостью, болью за происходящее, прозорливостью. Писатель, историк, он все время предупреждает нас: не потеряйтесь в истории. «Скажут нам: что ж может литература против безжалостного натиска открытого насилия?
А не забудем, что насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ложью.» писал А. И. Солженицын. а нужно сделать простой шаг: не участвовать в лжи. Пусть это приходит в мир и даже царит в мире, но не через меня. Писателям же и художникам доступно большее: победить ложь!
Солженицын и был таким писателем, который победил ложь.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Тема трагической судьбы русского человека в тоталитарном государстве